Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Ткнул ещё раз.

Ничего, кроме шороха.

Внутри пакета было что-то мягкое, и запах пошёл… подгнивший, мусорный.

— Тьфу ты… — выдохнул я, опуская палку и качая головой. — Рекс, ты понял? Я уже думал, нас сейчас размотает на фиг, а тут какой-то идиот мусорный пакет не донёс.

Рекс посмотрел на меня так, будто сам только что пережил инфаркт. Хвост медленно завилял — мол, живы, хозяин, и на том спасибо.

Я присмотрелся к пакету повнимательнее: воняет тухлятиной, объедки, какая-то тряпка. Мусор, да и только. Никакой взрывчаткой это не было. Вопрос — от кого такой сюрприз?

Я припомнил восточного вояку… Али, кажется? Это ведь я его место занял.

Я взял пакет двумя пальцами, отнёс к ближайшему баку и со злостью швырнул внутрь. Пакет жалобно хрустнул, порвался, из него выпало пару шкурок от картошки.

Блин, первый день в новом теле, а уже столько нарисовалось желающих меня достать.

Рекс потянул поводок, глядя вверх на меня.

— Ладно, брат, пошли дальше. Нам ещё, похоже, долго привыкать к этой новой жизни.

На соседней площадке, у гаражей, я заметил мужика в спортивной куртке. Рядом с ним стоял кобель, коренастый, с квадратной головой — стаффорд. Мужик давал собаке команды, щёлкал пальцами, и пёс тут же садился, вставал, бросался на рукав из мешковины, надетый на руке хозяина.

Я подошёл ближе, Рекс привычно спрятался за моими ногами и начал коситься на «коллегу» снизу вверх.

— Здорово, мужик, — окликнул я.

— Здорова, — ответил тот, даже не отвлекаясь от своего занятия.

Я понаблюдал за тренировкой. Сразу вспомнилось одно из самых популярных развлечений девяностых — собачьи бои. В них участвовали отчасти ради денег, отчасти ради забавы. Народ зверел, наблюдая, как собаки разрывают друг друга, ставки ставили — будь здоров.

Мне довелось знать некоторых, кто специально готовил псов для таких боёв. Так вот методы у этого мужика с бойцовским псом были очень похожи на те, что приходилось видеть раньше.

— Бои? — прямо спросил я.

— Нет, — мужик наконец обернулся. — Но учу собак. Чтоб слушались и чтоб хозяину не стыдно было.

Он хлопнул по рукаву, пёс тут же вцепился и начал трепать, как тряпку. Рекс тихонько пискнул, и я, наклонившись к песелю, прошептал:

— Слышал, да? Учиться тебе надо, а не в юбке по двору разгуливать.

Я снова вернул взгляд на мужика.

— А ты мою сможешь научить мёртвой хватке? Ну, чтоб туда-сюда, насмерть держал? — спросил я.

— Э… твою? — дрессировщик посмотрел на Рекса.

— Да она ж мелкая, кость в зубах и то не удержит.

— Зато боевая, — заверил я. — У неё уже конфликт есть с одной собакой, и надо, чтоб не ссала.

Мужик почесал затылок. Его стаффорд спокойно сидел на земле и дышал, вывалив язык. На Рекса он не обращал никакого внимания.

— Ну… с твоим… я результат гарантировать не смогу.

— Так проверь моего бойца? — попросил я.

Мужик огляделся, нашёл какую-то сухую корягу, покрутил в руках.

— Подними свою… повыше.

— Пацан это, Рекс погремуха, — пояснил я.

Поднял Рекса, тот дёрнулся, заскулил, но повис в моих руках, глядя на дрессировщика. Мужик резко сунул палку вперёд, и Рекс, похоже неожиданно для самого себя, вцепился в дерево.

— Отпускай! — рявкнул мужик.

Я тотчас отпустил Рекса, и тот повис, зубы скрипнули примерно в полутора метрах над землёй.

— Понимаешь? — объяснил мужик. — Отпустит и рухнет, а собаке падать страшно, поэтому держит до конца. Это и есть мёртвая хватка.

Рекс заскулил, но палку не отпускал.

— Давай, держи! — подбодрил я.

Дрессировщик усмехнулся, но уважительно закивал.

— Боевой у тебя клоп. Может и научить чему смог.

— А почём таланты твои стоят? — уточнил я.

— Пять тысяч в час. Надо?

— Замазали.

Глава 14

Вчера я вырубился, так и не дождавшись, когда вернётся Аня со своих гулек. Глаза закрылись сами, будто кто-то выключил рубильник, и я провалился в глубокий сладкий сон.

Сегодня же открыл глаза ровно в пять утра — старые привычки, видимо, не выбьешь даже из чужого тела.

Тело ломило так, будто меня ночью прокатили по асфальту и потом ещё сверху проехал грузовик. Особенно тяжко пришлось ногам. Смешно, конечно, но от одного только подъёма на четырнадцатый этаж ноги болели так, как будто я провёл в зале полноценный «день ног» — приседания, выпады, жимы, всё вместе и в двойном объеме.

— Ох ты ж… — выдохнул я, с трудом поднимаясь.

Ноги не сгибались, каждая мышца ныла.

— Вот это да… — пробормотал я.

Я, конечно, ожидал, что будет нелегко, но чтоб настолько? Даже в страшном сне не думал, что всё так запущено.

Я сел на край кровати, ладонями провёл по щекам. Выдохнул и встал. Подошёл на негнущихся ногах к старому шкафу — там, из зеркала, на меня смотрел чужой, но знакомый человек. Толстый паренёк в семейных трусах, с выпуклым животом и складками там, где их быть не должно.

Но глаза были мои.

В них плескалось что-то живое, и это раздражало всё вокруг — жир, усталость, чужой организм. В этих глазах горело пламя, которое не давало мне свалиться в апатию.

Пути на самом деле было два.

Первый — опустить руки. Жить «как в кайф»: есть что хочешь, спать сколько хочешь, не напрягаться.

Приятно. Удобно.

Но в тридцать лет, а может даже чуть раньше, будет сюрприз. И сахар, и давление, и прочая россыпь болезней, которые не спрашивают, хочешь ты их или нет. Единственная забава будет смотреть в зеркало и видеть, как тело медленно сдаёт…

Второй — взять себя в руки и пахать. Соблюдать режим, пахать как папа Карло: без жалости и оправданий. Сбросить вес, накачать мышцы, научить тело снова работать.

Заставить себя уважать.

Сделать так, чтобы чужой образ «толстого Вовы» остался далеко позади.

Ответ для меня был очевиден. Впрочем, «варианта», кроме как привести себя в порядок, не существовало. Это не каприз, а требование здравого смысла и самоуважения.

План у меня был уже сейчас. Утро начинать с зарядки — пятнадцать минут растяжки и небольшая кардио-нагрузка. В еде — умеренность: меньше сахара, никакой дряни по типу мучного и пакетиков с китайской лапшой. Два часа в неделю