Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

Пиратка прищурилась, пытаясь раскусить меня. Она поглядела на пепел и утвердительно кивнула, подтвердив, что такой след мог остаться от самокрутки.

– А я разделся и пошёл плавать! – проорал я, вкладывая всю силу в голос, чтобы они услышали, и показал на отвесный берег, где сам чуть не погиб. – Тут. Лен я не видел. Когда вернулся, ни её, ни моей одежды не было.

– Лен украсть одежда Рим-муж… – заключила пиратка с трезубцем, но, благо, Миранда оказалась сообразительнее подруги:

– Лен пропасть вместе с одежда римлянин.

– Да, да, – облегчённо выдохнул я.

Вдруг Юпитер швырнул невидимую молнию и сразил меня в самое сердце. Оно остановилось, а когда пошло вновь – окружение расплылось в черноте.

Я указал дрожащим пальцем на озеро и сипло произнёс:

– Лен похитило озёрное чудище. Вчера. Вместе с моей одеждой. А сегодня…

Пираты обменялись взглядами.

– Сегодня, – сглотнул я, – оно утащило моего спутника.

«В обмен на проклятые водоросли, – подумал я, накрывая голову. – Оно вернуло анкил, шкуру и дало много водорослей, чтобы заплатить достойную цену».

– Русалка! – воскликнула Миранда и зарычала подобно собаке. Она схватилась за волосы и принялась колотить себя по голове, бормоча на незнакомом языке. – Русалка! Русалка!

Её стенания подхватили другие. Только пиратка с трезубцем вынула оружие из песка и отправилась с ним в воду – как была, в сапогах на ремнях, латах и волчьей шкуре.

Я нащупал через одежду ком ламинарий и сдавил их вместе с челюстью. Не мог поверить, что пошёл на поводу у злобной сущности и продал ей Ливия… Отдал за собственную жизнь, будто это давало мне право распоряжаться чужой.

Под стоны убитой горем Миранды, взывавшей к северным богам, в двадцати локтях от берега пиратка зашла по пояс в озеро и застыла. Я ловил каждое её движение: она опустила трезубец вилами к воде и прицелилась. Осторожно переступая, следила за тем, что видела лишь она.

Миранда взвизгнула, направив ладони к небу, и упала коленями на песок.

Лязг – трезубец вошёл в воду, и вокруг пиратки стремительно распространилось багряное облако. Я вздрогнул, зажмурившись. Тело затрясло мелкой дрожью. Я так и стоял, пока пиратка не опустила руку мне на плечо, проходя мимо. Она понурила голову и сказала лишь:

– Жаль твой друг, Рим-муж. Месть – хорошо.

Я поглядел на багряную от крови шкуру волка и края трезубца. Меня замутило, и всё померкло перед глазами.

Возвращались в полной тишине. Я замыкал шествие с тягучим равнодушием к происходящему и грядущему. Мысли вышли из головы, и я ничего не слышал, кроме рваных ударов собственного сердца и грузного дыхания.

Птицы перепрыгивали с веток на ветки и надрывались, чего я не замечал. В кронах деревьев шелестел ветерок, но мне не было дела ни до него, ни до того, какой отвратительный запах тухлых яиц он приносил – видимо, неподалёку располагались болота.

Тишина оказалась затишьем перед штормом. Небо затянулось тяжёлыми свинцовыми облаками. Лёгкий ветерок ожесточился, повеяло холодом. Раздался тихий гул, а после по небу прокатился громовой раскат. Деревья принялись раскачиваться, затряслась листва, тревожа птиц, и те взмывали в небо от качки, а я пригнулся и подумал отстранённо, что даже Юпитер разгневан тем, что я натворил.

«И вот бы, – додумал я, – он пришиб меня молнией прямо на месте».

Не знаю, как, быть может, сами боги заставили меня повернуть голову, и я замер от увиденного. С часто бьющимся сердцем я крикнул всем, чтобы остановились, и поднял кое-что с земли. Не сразу, но пираты обступили меня, а я повернулся к вышедшей вперёд Миранде с шерстяным сапогом в руке.

– Это принадлежало Лен? – спросил я, хотя заранее знал ответ.

– Лен… Лен… – Она протянула дрожащие ладони к сапожку, извалянному в зеленоватой жиже. Обняла его и прижала к груди, покачав. – Лен.

Громовержец кидался молниями, что озаряли небо и распугивали животных. На рощу обрушился ливень. Рытвины наполнялись дождевой водой, которая отражала качавшиеся деревья и вспышки молний.

Лысый пират, которого окликнули Веретом, раздвинул кусты и подозвал нас, что-то показывая. Растолкав всех, я выбежал вперёд и увидел скрюченную в агонии руку, торчавшую из болота. Перед глазами разлетелись фрагменты мозаики: ламинарии, белый хвост, щит и кровавая лужа вокруг девы с трезубцем.

«Резвится, – вспомнил я свои слова. – Она просто играла. Она баловалась, словно ребёнок. И она никого… никого…»

Я смотрел на свои бледные руки и не узнавал их. Вцепился ими в волосы, как Миранда, когда услышала про смерть сестры от рук существа. Существа, которое я обличил, на которое со страху переложил ответственность за смерть Лен и Ливия. Совершенно безвинного существа, которое спасло меня.

Но где же тогда Ливий?

Меня оглушил новый вопль: Миранда обнаружила сестру. Она схватилась за руку, воздавая мольбы далёким богам, а её оттаскивали, чтобы не утопла.

Крик отрезвил меня. Я осмотрел ближайшие кусты и на одном из них обнаружил рубашку, которую попросил подержать Ливия, прежде чем зайти в воду. Окрылённый надеждой, я заметался, зовя спутника своим именем.

– Эй, Сильва! Это я! – Я раздвинул кусты и обомлел от увиденной картины. – Боги всемогущие!

Бледный, с расширенными от кошмара глазами, мокрый до нитки, Ливий жался к дереву и беззвучно шевелил губами. Он вцепился в ствол мёртвой хваткой. Я подбежал к нему, опустился на колени и обхватил за лицо, стирая большими пальцами кору с щёк. Сообщил, что я рядом и нет больше причин для паники.

– Всё в порядке, слышишь? Давай-ка… – Я с силой отцепил его пальцы от пинии. Он по-прежнему смотрел за моё плечо. – Что ты увидел? Обнаружил тело Лен? Ты из-за него так напуган?

Слова произвели противоположный эффект: Ливий закрыл лицо и бесшумно зарыдал. Его плечи тряслись, я обернулся на вопль с другой стороны кустов – там Миранда хоронила сестру, от которой осталась торчащая рука. Торчащая. Рука.

«Кирка Туций погибла точно так же. А после…»

Я глубоко вздохнул и выдохнул, поглядев на серое небо. На лицо обрушился град капель. Они барабанили по листве, мочили нас, пропитывали растения влагой.

Ливий смотрел на меня, ища помощи, – мелко дрожавший, насквозь промокший. Я сгрёб его в охапку, положив подбородок на макушку. Обнимая, покачал, как обычно делала кормилица, когда мы безутешно рыдали по детским причинам.

– Всё позади. – Я прикрыл глаза, когда Ливий обхватил мою спину, содрогаясь всем телом. – Я тоже испугался и совершил бесповоротную ошибку.

Мы отстранились, и я обхватил его лицо, заставляя смотреть себе в глаза, чтобы утихомирить панику. Смуглая кожа налилась живым оттенком, но взгляд оставался пустым. С густых ресниц срывались капли: и где были