Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

Кейлин вздрогнула, до глубины души потрясенная этой безысходной тоской, и попыталась смахнуть слезы. Когда она снова подняла взгляд, девушка недоуменно смотрела на нее. Жрица непроизвольно шагнула вперед и выхватила у Эйлан дитя Майри; малышка тихонько мяукнула и снова заснула.

– Что случилось? – удивилась Эйлан. – Почему ты так на меня посмотрела?

– Просто сквозняк, – прошептала Кейлин. – Вдруг холодом повеяло, вот и все. – Но обе отлично видели, что пламя светильников даже не дрогнуло. «Мои предвидения не всегда сбываются, – напомнила она себе. – Не всегда…»

Жрица встряхнула головой.

– Будем надеяться, реки еще не вернулись в свои берега и по дорогам не пройти и не проехать, – промолвила она. Мысль о разбойниках ненадолго вытеснила из головы жуткое видение – к вящему облегчению жрицы.

– Как ты можешь так говорить, Кейлин? Ведь мой отец непременно захочет как можно скорее приехать полюбоваться на новорожденную внучку, и матушка тоже. Тем более если Майри и впрямь потеряла мужа…

Кейлин вздрогнула.

– Я так сказала? Ну, в любом случае погода от нас не зависит: я в жизни не слыхивала, чтоб кто-нибудь, хотя бы и сам архидруид, мог повелевать солнцем и дождем. Но я не могу избавиться от мысли, что на дорогах можно повстречать не только твоих близких. Пойдем-ка, – добавила она, – младенца нужно приложить к материнской груди. – И Кейлин с перепеленутой малышкой на руках отошла к кровати роженицы.

Глава 8

Над римским лагерем в Деве который день подряд лил нагоняющий тоску дождь. Солдаты сидели по казармам, играли в кости, чинили снаряжение или наведывались в винную лавку, чтобы скоротать вечер за выпивкой. Повсюду царила беспросветная сырость. В один из таких унылых дней Мацеллий Север послал за сыном.

– Ты хорошо знаешь местность к западу отсюда, – начал он. – Сможешь провести по дорогам отряд к селению Бендейгида Врана?

Гай ощутимо напрягся, не замечая, как с его плаща из промасленной кожи на плиточный пол стекают капли.

– Да, но, отец…

Мацеллий с легкостью прочел мысли сына.

– Я не предлагаю тебе шпионить за домом твоего спасителя, мальчик мой, но под Сегонцием видели разбойников из Гибернии. Если грабители проберутся вглубь страны, все тамошние бриттские поселения окажутся в опасности. Я ведь о бриттах и забочусь, хотя боюсь, они-то посмотрят на дело иначе. Но раз уж я должен выслать вооруженный отряд, чтобы выяснить, что происходит, не лучше ли, если его поведет друг, а не ненавистник кельтов и не какой-нибудь олух, который только что прибыл из Рима и всерьез считает, будто бритты до сих пор бегают по лесам, с ног до головы размалеванные синей краской?

Гай почувствовал, что краснеет. Он терпеть не мог эту отцовскую привычку разговаривать с ним, как с неразумным ребенком.

– Я в твоем распоряжении, отец, – и в распоряжении Рима, – сухо добавил он, мгновение помолчав. Вежливая формула в его устах прозвучала до крайности цинично: Гай почти ожидал, что отец ответит издевательской усмешкой. «Каким бессовестным лжецом я становлюсь! Ну да я, по крайней мере, понимаю, что лицемерю. Неужели к тому времени, как я доживу до отцовских лет, я так привыкну к личине благодушного превосходства, что поверю, будто это и есть мое истинное лицо?»

– Или ты опасаешься, что не сумеешь сдержаться, потому что Бендейгид отказал тебе в руке своей дочери? – продолжал отец. – А я ведь тебя предупреждал, что так будет.

Гай сжал кулаки и до боли закусил губу. Ему никогда еще не удавалось взять верх в спорах с отцом; юноша знал, что у него и сейчас нет ни шанса. Однако ж слова Мацеллия были что соль на свежую рану.

– Да, предупреждал и был прав, – процедил Гай сквозь стиснутые зубы. – А теперь подбери мне любую племенную телку, какую сочтешь нужным, – любую девицу с широкими бедрами и хорошей родословной, да хоть эту твою Юлию, – и я исполню свой долг.

– Ты – римлянин, и я надеюсь, ты будешь себя вести так, как римлянину подобает, – произнес Мацеллий уже мягче. – Ты поступил достойно – поступай так же и впредь. Да во имя Юноны, мальчик мой, девушка, которую ты любил, чего доброго, в опасности! Даже если ты не можешь на ней жениться, неужто ты не хочешь оградить ее от беды?

На это, разумеется, Гаю ответить было нечего, но юношу замутило от ужаса, который не имел ничего общего с физическим страхом. Он отдал честь и вышел.

«Наверное, я просто-напросто боюсь снова оказаться с ними со всеми лицом к лицу, – размышлял про себя Гай. Его небольшой конный отряд, выделенный из состава ауксилии, рысью вылетел из ворот крепости и, разбрызгивая грязь, промчался вниз по холму. – В каком-то смысле я и в самом деле предал их доверие, а они все были так добры ко мне». В предотъездной суматохе, отбирая и снаряжая солдат, юноша кое-как справлялся со своими чувствами, но теперь тошнотворные опасения нахлынули с новой силой.

С тех пор, как Гай уехал из дома Бендейгида, Кинрика он видел только однажды… Как-то раз на ярмарке в Деве юноша обернулся и узнал светловолосого молодого великана: тот выторговывал себе меч в кузнечной лавке. Кинрик так увлекся разговором с оружейником, что Гая не заметил, и, невзирая на все свое воспитание, Гай позорно сбежал. Ведь встреча эта произошла вскоре после того, как доставили ответ от Бендейгида. Если домочадцам друида известно о предложении Гая, юноша сгорел бы со стыда; а если никто ничего не знает, то Кинрик, увидев своего приятеля в форме римского трибуна, конечно же, решил бы, что их предали, – а что еще он мог подумать?

Гай гадал про себя, кто перевел послание Бендейгида на латынь. Юноша бросил в огонь вощеные дощечки, но каждое слово накрепко врезалось в его память. Короткое письмо не оставляло места сомнениям. Друид не считал возможным выдать дочь за Гая, потому что она еще слишком молода, а Гай – римлянин по происхождению.

Гай твердо решил выбросить всю эту историю из головы. В конце концов, он – римлянин, он привык подчинять своей воле разум и тело. Но это оказалось не так-то просто. В течение дня юноше удавалось обуздывать свои мысли, но прошлой ночью ему снова приснилось, будто они с Эйлан вместе плывут на белом корабле к западу.