Псы Господни - Олег Велесов

лишь вечером и ночью. А с утра приходила стража, называли имена, собирали колонну человек пять-шесть и уводили на второй этаж в пыточную. Через некоторое время начинали звучать вопли. До подвала они доносились в приглушённом виде, но это лишь подчёркивало интенсивность проводимых наверху бесед. После таких процедур некоторых собеседников страже приходилось тащить на себе и швырять на пол камеры. Их отволакивали вглубь. Они стонали или лежали в забытьи, всем своим состоянием демонстрируя, как важно отвечать на вопросы, которые тебе задают.

Я делал вид, что меня это не касается. Валялся или пытался прогуливаться по камере, потряхивая кандалами, — хоть какая-то музыка. Если удавалось найти чистую соломину, совал её в рот и перекатывал из одного угла в другой, и так несколько часов кряду. Многие арестанты занимались тем же, чем и я. Впрочем, были и другие занятия. У решётки в дальнем углу Поль организовал казино. На интерес не играли, из игр предпочитали кости и шахматы. Многие проигрывали свою пайку или обноски, считавшиеся здесь одеждой. Меня пытались вовлечь, но я неизменно показывал средний палец. Что означает сей жест, народ не понимал, но и без объяснений становилось ясно, что я отказываюсь. В казино иногда заглядывал Квазимодо, словно канал переключал с домашнего на спортивный. Сам никогда не играл, но периодически делал ставки на победителя. Если его ставка выигрывала, смеялся и хлопал в ладоши, если проигрывала, огорчался искренно как ребёнок.

Вообще, было интересно наблюдать за местной жизнью. Сидельцы делились на два вида: те, которые ждали суда, и те, которые дождались. Тем, которые дождались, было проще. Наверх их не водили, просто отсиживали положенный срок, кому сколько присудили. Тюремная канцелярия работала чётко в рамках закона, я даже видел, как одного арестанта освободили. Пришли и сказали: свободен. Он обрадовался и пополз на карачках к лестнице. На карачках — потому что ног лишился в процессе следствия. Мой шепелявый доброжелатель списал это на примерку испанской обуви.

На пятый или шестой день заключения Поль поманил меня пальцем.

— Сенеген!

Он сидел, прислонившись спиной к решётке, и жевал сухую рыбину. Я подошёл, он кивнул на место рядом.

— Устраивайся.

Я присел. Что ни говори, а воздух здесь действительно был чище, я уже научился разбираться в его оттенках. Да и вид лучше. Напротив в женской половине хватало пусть и грязных, но симпатичных мордашек, которые не могли не вносить определённого ощущения радости.

— Чё звал?

Честно говоря, было неприятно, что какой-то оборвыш помыкает мной как дворовой псиной. Понятно, что он местный смотрящий, авторитет, одно его слово — и меня затопчут… Ах, гордыня. Уймись, не погуби меня прежде времени.

Поль отломил от рыбины голову и бросил в сторону, к ней тут же сунулись несколько доходяг, завязалась потасовка, сопровождаемая злобным сопением.

— Смотрю я на тебя, Сенеген, смотрю. Сколько дней уже смотрю, — он оторвал рёбрышки, бросил туда же, куда и голову. — Держишься ты смело, прям рыцарь, а ведь всё одно боишься, угадал? Страшно… Всем страшно под пытку идти.

К чему он это, на вшивость проверяет? Конечно, я боялся. Трясся как корова перед забоем. Воображение у меня всегда работало будь здоров, с лёгкостью представляя, через что проходят люди, которых уводили в следственный зал. Щипцы, крючья, дыба. Бр-р-р-р… В следственной практике средневековья пытки — нормальный и единственный способ добыть правдивую информацию. А если ты не знаешь чего-то, то тебе любезно намекнут, что говорить. Но самое интересное, просто так никто пытать не станет, это всегда происходит по решению суда, ибо только суд имеет право дать разрешение на пытку, если подозреваемый отказывается признавать вину. Меня пока не допрашивали, так что пытать не имеют право. Но я всё равно боялся.

— А ты сразу сознайся во всём, в чём попросят, — не дождавшись моего ответа, посоветовал Поль. — Так проще, поверь. И целым будешь. Видел того безногого? Сюда на своих заходил. Сначала отказывался признаваться, а как сапожки напялили, сразу со всем согласился. Только что толку? Ног-то уже не вернёшь. Понимаешь, о чём я?

— А тебе что за печаль о моих ногах?

Поль вздохнул:

— Молодой ты, сильный. Жалко. Вот так же выползешь на коленях, а то и ещё без чего… Как ответ перед Жировиком держать будешь?

Неожиданно. Вот уж не думал, что Жировик и здесь выплывет.

Я перехватил кандалы. Накинуть цепь на шею Поля и сдавить покрепче, пока он что-нибудь похожее со мной не сотворил.

— Не бойся. — Поль заметил моё движение, но реагировать не стал, продолжая спокойно жевать рыбу. — Я Жировику не друг. Не воюю с ним, потому что кишка тонка, но и не дружу, и под руку его никогда не встану. А ты… — он посмотрел на меня с долей зависти. — Ты его разозлил. Рассказывали мне, как ты его за яйца зацепил. Дурак, что сразу не убил, теперь он от тебя не отстанет.

— Чучело обещал сделать, — признался я.

— Сделает, — кивнул Поль. — Не было случая, чтоб он слово своё не сдержал. Но здесь тебя никто не тронет, обещаю. Если только магистраты накинутся, так что делай, как говорю: ни отчего не отказывайся, со всем соглашайся. Тебя за что засадили?

— Ночью на улице кричал «пожар».

— А ты кричал?

— Кричал.

— Вот и не отказывайся. За такое только штраф дадут.

Что мне дадут и как вести себя, я и без его подсказок знал, ничего нового по этому поводу не услышал. Вопрос в другом: чего он за свои советы хочет? Не альтруист же он в самом деле.

— А как на волю выйдешь… — продолжил Поль. — Предместья за Вельскими воротами знаешь?

— Видел издалека, — неопределённо ответил я.

— Трактир там есть «Серая птица». Если по дороге от Суассона ехать, так он самый первый. Скажи хозяину, что от меня. Хозяина Коклюшем кличут…

— Зачем мне это?

— Он подскажет, где Жировика встретить, чтоб встрече вашей не помешал никто. А дальше сам решай, как быть. Я одно лишь скажу: если хочешь ходить не оглядываясь, Жировика завалить надо.

Я широко улыбнулся.

— Понял. Моими руками от конкурента избавиться решил. Дай-ка угадаю: ты сам здесь от него прячешься, ага? Ждёшь, когда его кто-то другой прикончит, а потом выйдешь и Рытвину под себя нагнёшь.

— Ну а если и так? — Поль догрыз рыбину и швырнул