Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

нескольких шагах от того, что на первый взгляд казалось кучей мокрой коричневой одежды. Впрочем, большая часть оставшегося в здании выглядела мокрой коричневой одеждой. Но в этой одежде лежало тело, которое не улучшилось от пребывания в воде.

Она посмотрела на тело, а он нет; он смотрел куда угодно, только не на него. Он закрыл лицо руками, убрал руки. Отвернулся. Заговорил он нескоро.

Тогда он сказал: «М и ее монахиня кричали на меня сквозь дверь. Ну, М кричала. Она говорила, что я зашел слишком далеко, что она знает, что я не такой, что я могу все исправить. Она говорила, что все можно вернуть, пока не нажата кнопка. Она сказала, что бывшие сектанты дошли до лаборатории, и спросила, что же делать. Я не отвечал. В конце концов М сдалась и ушла».

Он сказал уже почти сонно: «Осталось не так много времени. Все уже поднялись на борт, проводили последние проверки. Г ждал в центре города за океаном, под прицелом полудюжины снайперов, с ядерным чемоданчиком в руках. Я чувствовал это. Я был с ним. Я был с трупом в командном пункте, без охраны. Три человека держали палец на ядерной кнопке, а все, кто знал, что этот мужик давно помер, остались далеко. Монахиня молилась за мою ясность ума за дверью спальни. Куча напуганных бывших сектантов перестреливалась с верными. Каждый из тех, кого я любил, мог в любой миг схлопотать пулю, с которой я ничего не смог бы поделать. Мне нужно было что-то сделать. Я ничего не мог сделать».

Он сказал: «В конце концов именно монахиня изменила ситуацию. Она постучала в мою дверь и очень мило спросила, как у меня дела. Я сказал, что хреновато. Она спросила, насколько я близок к обнаружению души. Я ответил: “Я не могу ее найти, сестра. Она слишком велика. Я не понимаю, почему она такая огромная. Я не могу найти душу внутри тела, не знаю, где искать. Я не знаю, что делаю”.

Она помолилась надо мной, а потом ушла на самые долгие пять минут моей жизни. Сообщили, что они пытаются эвакуировать город вокруг Г, но я сказал только, что они тянули слишком долго и это уже не сработает. Больше со мной не разговаривали.

Монахиня вернулась, постучала в мою дверь и сказала: “Джон, я, кажется, поняла. Я знаю, что тебе сейчас очень страшно, но я хочу помочь тебе. Пожалуйста, впусти меня”».

Он сказал: «Я впустил ее. Она принесла пистолет П».

Они стояли в грязном коридоре, и он смотрел на бурую кучу одежды и останков. Она тоже смотрела, почти не понимая, что видит.

– Не надо, – сказал он, – она не так выглядит.

И он сказал, как будто был под водой вместе со всем остальным: «Я думаю, что во всей этой неразберихе П не заметила, что он пропал. Я думаю, она хотела убить меня. Титания и Улисс были там, но я не заставил их заслонить меня, не заставил остановить ее. Я почти… мне было очень плохо, понимаешь? Меня всего трясло».

Он сказал: «Она просто улыбнулась мне. Она сказала: “Джон, не пойми меня неправильно. Я хочу помочь тебе. Я искренне верю, что в самые страшные мгновения мы не обращаемся к Богу, мы инстинктивно уходим от Него. Не расстраивайся, что не оказался на высоте. Страх не помогает достичь благодати, он отупляет сердце. Джон, я искренне верю, что ты можешь спасти всех. Так что сосредоточься, пожалуйста”.

Она произнесла: “Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей”. И застрелилась».

Он сказал: «Ее душа зависла там на секунду, даже меньше. И я пытался удержать ее – я думал только о том, что должен спасти ее, должен исправить хотя бы эту ошибку, если нельзя исправить другие. Я почувствовал рядом огромную дозу энергии смерти – это походило на инъекцию метамфетамина в глазные яблоки. Впервые я смог удержать душу, увидеть ее границы, не отпустить ее. Она походила на крошечную атомную бомбу. Я сразу понял, что это недостающее звено. Если бы я только мог это контролировать.

Я должен был вытащить пулю из ее мозга и излечить ее. Вернуть душу обратно. Вернуть ее к жизни».

Он сказал: «Но я держал ее душу в своих руках и знал, почему это так сложно, потому что я все почувствовал. Я смотрел на код. Я понимал, почему я ничего не видел».

Он сказал: «Когда я коснулся ее души, я коснулся и тебя».

Он сказал: «Ты была шумом, который оказался повсюду. Это было похоже на попытку поговорить по телефону, когда кто-то кричит в мегафон в той же комнате. Ты затопила все вокруг себя. Ты была такой огромной и сложной, и ты кричала. Ты не умолкала. Ты так испугалась. Ты сошла с ума».

– Да? – спросила она.

– Это была не твоя вина, – ответил он.

Он сказал: «Но именно тогда я понял, что ты рядом. Я понял, что душа одного человека совершенно невероятна, но при этом это сущая мелочь. Я держал в руках три ядерные бомбы, а не две. И по сравнению с тобой две остальные горели не ярче свечек на торте».

Он сказал: «Я оставил ее лежать в спальне. Забрал ли я что-то? Кажется, нет, оставил даже Улисса и Титанию. Кровь на меня почти не попала. Я вытер ее джемпером и кинул его там же. Никто не заметил. У нас уже возникла следующая проблема. Эти безумцы пустили нескольких верных внутрь купола. Сказали, что я развязываю ядерную войну, или еще что-то соврали. Когда я вернулся в кухню, тут шла перестрелка».

Он сказал: «Кажется, я просто стоял и смотрел, как это происходит. Это было вообще не похоже на кино. Кто-то стрелял. Все громко орали. Кто-то стрелял в стрелка. Выходило очень неуклюже, как будто они злились по очереди. Младший брат А лежал на полу, подстреленный с двух сторон. Никто не любит миротворцев. Чем больше они стреляли, тем злее они становились. Я не думаю, что они вообще меня заметили. Я как будто стал невидимкой. Передо мной умирали люди, и я чувствовал каждого… как будто лопались пузырьки на пленке. Только я их удерживал и собирал. В соседней комнате я нашел К и Н. Сначала они застрелили К. Потом, прямо у меня на глазах, Н.

Щелк. Пленка с пузырьками. Я не знаю, что с ними случилось. Это все довольно странно звучит. Как будто мне это приснилось. Помню П