Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

К спрашивала, почему я не могу сотворить чудо. “Джон, ты не можешь сотворить доброе волшебство? Почему нельзя стабилизировать Североамериканский ледник? Удержать атмосферу над северными территориями? Показать им, что мы можем здесь что-то исправить?” А возражал: “Это все позже, давайте по порядку, обезвредь корабли, выгони из них всех мудаков, вернись к криоплану. Эвакуируй население в целости и сохранности, а мы можем остаться и прибраться на планете. Если Джон готов”».

Он сказал: «Я пытался. Я был так близок. Я почти познал эту третью составляющую, душу. Я понял, что есть энергия, которую ты вырабатываешь, будучи живым, и энергия, которую ты вырабатываешь, когда умираешь. И сам факт выработки этой энергии означал переход к другой фазе. Я мог заставить сердце трупа биться, а все нейроны в мозгу – работать, но живой энергии больше не было. Не было никакого выключателя. Я перестал спать и почти не ел, я заставлял свое тело работать, просто перезапуская процессы».

Он сказал: «Судя по всему, у каждого человека имелся источник этой энергии, энергии души, но я не мог отличить ее ни от чего другого. Даже в тот день, когда я убил полицейских, было слишком много шума, и я не мог понять, что это за шум. Это было то, что я искал, но я не понимал, почему оно такое огромное. И я не знал, что с этим делать и как его использовать.

Поэтому я сказал всем, что не могу остановить их сам, пока. Что мы должны задержать их. Что им нужен допуск Панъевропейского агентства к орбитальным вратам, так что давайте сделаем так, чтобы они его не получили. Чтобы никто не захотел давать им допуски».

Он сказал: «И все мы посмотрели на пол».

Он сказал: «Никто из нас не собирался ничего бомбить на самом деле. Но ядерное оружие – хорошее средство шантажа. Добавляет веса твоим словам. Люди, которые знали, что оно у нас, знали и то, что, если мы о нем заговорим, всем станет известно, кто нам его отдал. Итак, мы сказали нашему клиенту, что Панъевропейское агентство не должно пропустить этих людей. Что они убегают. Бросают десять миллиардов людей умирать. Что они украли финансирование, поддержку и материалы. Они оставляют нас тонуть. И мы сказали: “Мы не хотим устраивать сцен, но…” Они ответили: “Ладно, ладно, только верните нам гребаную ядерную бомбу, мы перепутали. Мы остановим Панъевро, мы приложим все усилия, чтобы они не ушли с орбиты. Но нам нужна наша бомба, пока вы ничего не натворили”».

Он сказал: «Они потратили так много времени, что корабли начали предстартовый отсчет. До ухода первой волны оставалось около сорока восьми часов. Пара наций утверждала, что рановато, что это не по графику, но в проекте говорили, что делают пробный запуск, потому что подготовка идет невероятно хорошо. Как кто-то на это купился? Сколько денег перешло из рук в руки? Как можно было не понимать, что если кто-то отдает такую безумную сумму, то он уверен, что наличка больше ничего не стоит?»

Он сказал: «И вот мы запланировали встретиться с этими агентами на нейтральной территории, за стеной, там, где жили беженцы. Они хотели, чтобы мы вернули ядерное оружие. Мы все решили доверять им, но А, Г, М и я придумали план чисто на всякий случай. Сорок восемь часов очень быстро превратились в двадцать четыре.

Г все продумал и выполнил в одиночку, с некоторыми оговорками. Это никому не понравилось. Они все говорили: “Черт, Джон, отправь кого-нибудь мертвого, отправь куклу”. Но мне был нужен Г. П вызвалась пойти с ним, но Г сказал, что ничего не сделает, если она будет поблизости. П взбесилась, но это был один из немногих случаев, когда он устоял против нее. Она обозвала его глупым пацаном».

Он сказал: «У меня было… такое странное предчувствие, когда мы усадили его в частный самолет. Я уже был довольно хорош в то время, хоть и недостаточно. Я отвел Г вниз, поставил его лицом к стене и оторвал ему руку».

Он сказал: «Он не почувствовал боли, и я вырастил ему новую. Немного рискованно, но я был уверен, что к тому времени смогу это сделать. Мне нужна была его рука… его материал. Он даже не попросил у меня объяснений. Вот таким он был человеком. Мы с ним выросли на одной улице. В детстве я таскал ему пирожки, и, наверное, поэтому он позволил мне отрезать ему руку и возил для меня ядерный чемоданчик».

Он задумчиво добавил: «Наверное, она еще где-то тут. Рука, в смысле. Я сунул ее в морг, чтобы никто не нашел. У меня были планы на эту руку».

Он прервался, чтобы съесть еще одну ярко-желтую дольку персика. Потом спросил:

– Где был я? Г вез бомбу. Корабли стояли на стартовой площадке, оставалось двадцать часов, даже меньше. Я торчал в спальне с монахиней и мигренью: монахиня полагала, что, если она сумеет меня подтолкнуть, мы наконец постигнем тайну Троицы и спасемся. Остальные пили. Часы тикали громче, чем когда-либо. К вдруг ни с того ни с сего призналась, что она встречается с Н. Мы не поняли – мы уже знали, типа, год. Предложили им уже пожениться наконец, у нас и монашка под рукой была. Н сказала, что это незаконно. К – это К-то – сказала, что ей плевать. Вот как все было плохо».

Он сказал: «К и Н поженились прямо тут. Ты из-за мусора не видишь. Я вырастил для них цветы, но они вышли… странные. У некоторых роз были зубы. К и Н решили, что это забавно».

Он сказал: «Из-за купола нам давно не светило солнце. Но все равно вышло красиво, я проплакал всю службу. Я не помнил, когда ел последний раз».

Он сказал: «Час и сорок две минуты спустя Г приземлился и направился на встречу. Тут мне пришлось рассказать, что ядерное оружие в боевой готовности, а Г – камикадзе. Сначала я сказал об этом нашим контактам, потом пришлось рассказать К, Н, П и вообще всем».

Он сказал: «Они рассвирепели. Что я считаю не совсем справедливым.

Я сказал им: “Вы думаете, они не собирались просто пристрелить его первым делом? Что в него прямо сейчас не целятся шесть снайперов?” Но они были недовольны не только Г. Им не нравилось, что бомба может взорваться и убить пару миллионов человек. Я сказал, что какая разница, это все равно австралийцы».

Он сказал: «Вау. Еще одна шутка без