Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

за баррикадой, еще живую. Она велела мне бежать. Помню А и М… они были живы, мы прятались за кухонным столом. Я помню их руки в своих руках… Я помню, как А говорил мне что-то, а М твердила: “Мы вместе, мы уйдем вместе”.

Но они нас нашли, они уже были там. Они пристрелили А, прямо перед нами, вытащили меня. М сказала: “Берите Джона живым, он ценнее живой”. Они пристрелили и ее».

Он встал и спросил:

– Помнишь, что я обещал?

Она сказала:

– Да.

– В этой части я причинил тебе боль. Ты готова?

– Да.

Он сказал: «Ты кричала. Я хотел, чтобы ты замолчала, я хотел тебя. Я мечтал о тебе, как первобытный человек мечтает о лесном пожаре или о солнце. Я думал, ты собираешься забрать меня. Подвергнуть очищению. Использовать как орудие. Но ты ничего не говорила. Я шептал: “Покажи мне. Приди. Я готов”. Ты продолжала кричать и кричать… как больной младенец. Поэтому я пытался причинить тебе боль – и я причинил. Я дотянулся до тебя, и тебе стало больно, но мне не хватило сил. Первобытный человек. Лесной пожар. Неолитический жрец падает на колени перед метеоритом».

Он сказал: «Я почувствовал, как П ушла.

Г последним остался в живых. Я протянул руку и остановил сердце Г».

Он сделал паузу и сказал: «Честно говоря, мне все еще жаль, что это оказался Мельбурн. Я очень любил трамваи».

Внезапно он развернулся и вышел из комнаты, вернулся в кухню. Скелеты пробили дыры в потрескавшихся стеклах, так что внутрь хлынул воздух, и он дергал ручку стеклянной двери, пока та не открылась и он не сделал шаг наружу. Он стоял там, его глаза в сумерках сияли, как фонари, и он смотрел в небо.

Он сказал: «Господи, тебе было больно. Я достал тебя. Я поглотил все смерти до единой».

Он сказал: «Я сорвался. В теле, которое я превратил в марионетку за деньги, я отдал команду. Эту команду услышали во всем мире. Очень много людей, державших пальцы на кнопках. Мир развалился, как костяшки домино. Запусти одну ядерную бомбу – получишь двадцать тысяч ракет в ответ. ЗРК распустились по всей земле, как полевые цветы. Одна маленькая ядерная бомба… и много больших… Господи Иисусе, зачем они нам? Одна бомба за другой. Они летели из подводных лодок, бункеров и самолетов. И ведь все это делали, чтобы заставить остальных прекратить огонь. Как в старом комедийном скетче».

Он сказал: «Во-первых, я стал полубогом. Я почти лишился тела. Я держал за горло половину мира. Некоторых мне удалось убить до того, как их поглотило пламя ядерного взрыва. Я убрал их. Умерли все, но я помог многим из них уйти раньше, чем они поняли, что что-то произошло. Я их выпил, но этого оказалось недостаточно. Мне нужны были корабли. Мне нужны были длинные руки. Я обхватил глотки второй половины мира и заставил их тоже уйти. Потом я взял под контроль всю планету, кроме кораблей. Птиц, летевших над пламенем. Игравших детей».

Он сказал: «Я обвил руками твою шею».

Он сказал: «Я взял твою душу в ладони».

Он сказал: «Я впустил тебя в себя, и мы стали единым целым».

Он сказал медитативно: «Ну то есть я попробовал. Тебя было так много – ты не походила на маленькую грязную душонку нормального человека. Ты была намного больше. Я открыл рот и попытался поглотить тебя – и ты не влезла. Я упал на колени – тут, кажется».

Он шагнул вперед. Она увидела, на что он указывал: на кучу грязи, где не росла трава.

Он сказал: «И вот здесь я упал на колени, да. Я сунул в рот пригоршню грязи и ел ее, пока меня не вырвало. Я собирал окровавленную землю. Я понял, что тебя слишком много для меня. В этом и проблема. Инкорпорация сложнее всего. Это человеческий инстинкт – поглощать. Когда ты обжигаешь палец, ты же суешь его в рот? А во мне еще оставалось слишком много человеческого».

Он сказал: «Я не стал совать палец в рот. В этом и то было бы больше смысла. Хрен его знает, что бы случилось, если бы я попытался поглотить тебя целиком. Наверное, я бы сгорел заживо. Но мне нужно было куда-то поместить тебя, раз уж я не собирался поместить тебя в себя. Я сделал тебе пристанище. Я вообще не думал… Я вырвал себе половину ребер и сотворил тебя из праха, моей крови, моей рвоты, моей кости».

Он сказал: «Я хотел сделать тебе самое красивое тело, какое только мог придумать».

Он сделал паузу и сказал:

– Но я был в стрессе вообще-то. Я с ума сошел. Почти все, что делало меня Джоном, ушло. Осталось немного мыслей… какие-то идеи. Крохи идентичности. Нельзя меня судить так уж строго, да? Я не сделал этого умышленно. Я не счел это искусством. Знаешь, в мои семь лет у бабушки в доме не было игрушек, кроме старых маминых. Больше всего я любил…»

Он судорожно вздохнул.

– Я любил старую голливудскую Барби, – пробормотал он, – ее короткое золотое платье и длинные светлые волосы. Она была лучше всех. С ней случались все приключения. Еще была невеста Мидж, но мама выстригла ей маллет на голове. Так что я любил Барби.

Она посмотрела на него. Он посмотрел на нее.

Он добавил:

– Не Кен. У мамы он тоже был, но он был мудак. Я отдал его на съедение бабушкиному псу.

Он сказал: «Из своей крови, костей и рвоты я создал для тебя красивый лабиринт. Я боялся, что ты найдешь способ сбежать прежде, чем я закончу. Я сделал тебя похожей на сказочную фею. Я сделал тебя похожей на ангела эпохи Возрождения… Я сделал тебя Адамом и Евой. Галатеей. Барби. Чудовищем Франкенштейна с длинными светлыми волосами».

Он сказал: «Когда мир рухнул, я изменил нас обоих. Я спрятал себя в тебе. Я спрятал тебя в себе. И когда мы стали одним… когда шаман вызвал солнце… я сделался богом».

Он сказал: «Этого было недостаточно».

Он сказал: «Корабли. Там все еще оставались люди, и я протянул нашу руку в космос. Я старался».

Он сказал: «Сначала я прокусил солнце. Это человеческая природа. С этого все начинается. Выключаешь солнце и готовишь на газу, простите за каламбур. Я уничтожил Венеру, Меркурий, Марс. Дело в том, что пара буксиров уже прошли через пояс Койпера. В спешке я раздавил Юпитер и Сатурн. Я дотянулся… они не смогли смотреть на