Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Пирра, не веди себя как диванный воин, – сказала Камилла.

Пирра протянула руку, взъерошила идеальную прическу тела Ианты Набериус и наклонилась, чтобы поцеловать и Паламеда тоже, – и Паламед сказал снисходительно и весело:

– Ты жуткая старая развратница, Две.

– Зовите, если понадоблюсь. Увидимся.

Пирра подошла к грузовику, к Ноне, и тяжело наклонилась вперед. Нона видела, что она вспотела, примерно как в тот раз, после бутылки с отбеливателем. Она пробормотала:

– Вы же знали, что это происходит. Уже несколько месяцев назад.

Когда Нона взяла Пирру за руку, Пирра как будто даже не заметила.

К этому моменту другие люди уже подошли и встали неровным полукругом вокруг инвалидной коляски. Там была женщина с косой, похожая на птицу, Ценой страданий, высокая, худая, морщинистая молодая женщина в сером, чье лицо так поразительно походило на лицо Кэм, что Нона даже удивилась. Волосы она брила, и, в отличие от остальных, глаза у нее были не молочно-белые, а темные, глубоко посаженные, ястребиные. К ним присоединилась и Корона, золотая, сияющая Корона, еще один светильник. Она сплетала пальцы на руках, отпускала, снова сплетала.

Никто ничего не говорил. Голова Камиллы упала назад, но Камилла тут же резко встала – встала сама, расправила плечи, покрутила шеей. Паламед усадил ее на холодную дорогу, и они сидели лицом друг к другу, скрестив ноги. Камилла долго не могла согнуть ноги, а сделав это, тихо охнула, так что Нона поняла, чего это ей стоило. Она достала из ножен один из кинжалов и положила на бетон.

Внезапно оборванные наблюдатели приблизились – всего на несколько шагов – и встали вокруг них кольцом, не настолько плотным, чтобы помешать. Они как будто попытались отгородить их от огромного пустого туннеля, где грохотали пули. Нона инстинктивно дернулась вперед и чуть не выпала из грузовика; Пирра подхватила ее, и они вместе слезли на землю. Кириона Гайя вежливо смотрела на борт грузовика, как будто могла прочитать по краске что-то интересное.

– Камилла, мы все сделали правильно? – спросил Паламед, и Нона сразу поняла, что он не думает больше ни о ком во Вселенной. – Мы справились почти идеально. Идеальная дружба, идеальная любовь. Я не могу себе представить, что пожалею о чем-нибудь на смертном одре, ведь мне было позволено быть твоим некромантом.

Камилла Гект грустно посмотрела на него, а затем разрыдалась. Плач был почти бесшумным, но слезы лились рекой. Паламед взял ее за руки и отчаянно попросил:

– Кэм, дорогая, не надо.

– Нет, – сказала Камилла после очевидной борьбы с собой, – нет. Я плачу, потому что… потому что мне стало легче. – Она говорила очень упрямо. – Я так рада, Страж.

– Осталось недолго, – пообещал он.

Камилла сделала пару судорожных вдохов, которые явно причиняли ей боль, и спросила:

– Страж, а в Реке она узнает, кто мы?

– Она не глупа, – легко сказал Паламед, – в Реке – за Рекой… Я искренне верю, что мы увидим себя и друг друга такими, какие мы есть на самом деле. И я хочу, чтобы они нас увидели. Я не говорю, что это был неизбежный конец. Я уверен, что мы нашли самое лучшее, самое верное и самое доброе решение на этот момент. Скажи «нет», и мы пойдем дальше, как и прежде… без всякого страха. Скажи «да» – и мы вместе положим этому конец и начало.

Камилла вздрогнула всем телом. Потом успокоилась и расслабилась, голова опустилась вниз, как цветок на стебле. Снова подняла голову.

– Да, Паламед, – сказала она, – жизнью клянусь, да. Навсегда. Жизнь слишком коротка, а любовь слишком длинна.

– Скажи мне, что сделать, и я это сделаю.

– Давай.

Паламед взял у нее кинжал и раскрыл невидимый тайник в конце рукояти. Тонкая струйка бело-серого порошка потекла ему на ладонь. Он протянул ей руку, и Камилла открыла рот и – к ужасу Ноны – проглотила этот порошок. Он уколол ей палец кинжалом:

– Еще совсем немного.

И прижал ее собственный окровавленный палец к ее холодным окровавленным губам.

– Только не оглядывайся. Что бы ты ни делала, не смотри назад.

И они положили головы на плечи друг другу.

Ничего особенно интересного не происходило, пока Камилла не вспыхнула. Она горела, как белая свеча, она оттолкнула от себя тело Ианты Набериус, которое тяжело покатилось по дороге, и встала, спотыкаясь, пылая горячим столпом белого пламени. Нона смотрела, как она открывает рот, будто бы в крике, но из него не доносилось ни звука. Слышалось только шипение: бинты, одежда и раны шипели, сгорая, шипели волосы, она чернела и распадалась у них на глазах. Шатаясь, она сделала несколько шагов, оставляя кроваво-черные следы, и эти следы сворачивались, как цветочные лепестки, вспыхивали и опадали пеплом. Она рухнула на дорогу, умирая, каталась по ней в смертельной агонии, пока Нона не решила, что она тоже умрет, глядя на это, что она наконец встретила нечто настолько ужасное, что можно умереть только от зрелища.

Весь туннель заполнило искрящееся, сверкающее пламя, трещало, сгорая, человеческое мясо, тело Камиллы танцевало в этом пламени, чернел жуткий силуэт, потом он покраснел – и она попыталась встать, она выгнулась, вся дрожа, и пламя исчезло. В темноте стоял обнаженный человек, целый и невредимый. Он присел, обхватил руками колени, свернулся калачиком:

– Не могли бы вы дать мне одежду?

Нона смотрела, как Кириона начала расстегивать куртку, а потом передумала. Незнакомка с ястребиным лицом вылезла из брюк, совершенно не смущаясь, осталась в шортах. Ценой страданий сняла тяжелый пиджак. Когда они подошли, Нона увидела, что лицо незнакомки осталось каменно-бесстрастным, но по щекам пролегли мокрые следы. Обнаженная фигура торопливо накинула пиджак, натянула штаны.

– Спасибо.

Это оказалась всего лишь Камилла – Камилла, лишившаяся челки и почти всех волос, кроме обгоревшего ежика примерно в дюйм длиной, Камилла с новыми глазами и новым лицом, хотя форма глаз осталась прежней, а черты лица – теми же. Но глаза приобрели другой цвет, хотя со своего места Нона не видела какой. Видела только, что другой. А черты лица, хоть и составленные в прежнем порядке, имели настолько другое выражение – не Камиллы, не Паламеда, – что Нона вдруг осознала: их больше нет. Они бросили ее. Они ушли.

Нона громко закричала.

Новый человек прошел мимо Ценой страданий и женщины с ястребиным лицом, порылся в карманах трупа Ианты Набериус, который так и валялся на дороге, подошел к Ноне походкой, которая не принадлежала ни Камилле, ни Паламеду, но принадлежала им обоим – широкой, свободной, красивой. Протянул Ноне бледно-лиловый шелковый платок.

Нона шмыгнула носом и отвернулась.

– Мне просто