Млечный Путь, 21 век, No 1(50) 2025 - Уистен Хью Оден

Узнав об этом поступке, Полых прилепился к Чапелю еще сильнее. Ведь у них теперь была одна боль на двоих. Старик не спешил ей делиться, но иногда в подробностях и в назидание рассказывал, как Тихий становился шатуном, как переставал сознавать себя прежнего, а обрастал дикостью, изрекал крамолу. Чапелю просто не оставалось иного выбора: ни беседы с отцом Щербой, ни отвары Кисляка уже не помогали. Иерей потом долго приводил в пример тот поступок, чем налагал новую тень на чело старика.

Полых, хоть и шапочно, но знал Тихого. Шебутной неслух, задира и остряк, у него всегда была компания, попасть в которую юноша мечтал, но так и не смог. Еще бы, Тихий старше приятеля на целых четыре года. После церковной школы они разошлись окончательно.

А потом смерть. Пусть скверная, но отчасти достойная даже. С шатунами в городе старались не церемониться, разве отмаливали их заблудшие души, но с дикарями, повадившимися обирать, а то и убивать бывших товарищей, не церемонились. Тому была еще причина, огласки которой старательно избегали, но и верили в верность, ровно она из писания исходила. Все старшие дозорные уверяли Полыха, от шатуна можно заразиться. Не то зловонное его дыхание передает скверну, не то самый вид заставляет забыть о завете, да только некоторые из тех, кто ловил неспящих, дабы судить их по чести, сами уходили в леса. Отец Щерба никогда не говорил прямо, так ли это на самом деле, перекладывая все ответы на старосту и начальника дозора, а те не стеснялись в обвинениях. Неудивительно, что многие, особо, молодняк, уговаривали шатунов выстрелами из самострела задолго до встречи. Вот и Полых, он больше полагался на зоркий глаз и ловкие руки, чем на бьющую по ногам пику.

Дозорные вышли к речке, спустившись с пологого холма, теперь им предстояло подниматься на белоснежную кручу противоположного склона, снежной шапкой нависшего над рекой. На самой ее вершине находилась церковь Святых Даров, а чуть поодаль располагались те самые склады, где хранилось все самое необходимое для пробуждения весной: запасы провизии, дрова, уголь, лекарства, бодрящая кора хинного дерева для легкого пробуждения, шкуры и еще многое другое. Туда сумели пробраться шатуны. Конечно, подобный склад охранялся особо, вокруг него осенью выставлялся надежный высокий забор, а затем всю зиму из причта за сохранностью следил дьяк, да и дозорные заглядывали частенько. Но верно, в этот раз Хмарь задремал. А идти еще около получаса.

Что-то хрустнуло, до слуха Полыха донеслась сдавленная ругань Чапеля. Он сломал лыжную палку. Старик повернулся к напарнику, разведя руки и тем принося извинения.

- Я не слышал, брат Чапель, - ответил негромко страж, невольно пунцовея: он редко так величал ветерана, хотя именно таково было обычное обращение в Зимнем дозоре, стиравшее всякую грань между ратниками. Богатые и бедные, бессонной зимой они сторожили покой близких, опираясь на плечо немногочисленных товарищей и в том находя поддержку и утешение в самые сумрачные и стылые недели, когда день сливается с ночью.

- Намело, - отвечал Чапель. - Поторопимся, может, застанем.

- Говорят на далеких югах до сих пор зимы нет, и люди все время...

- Брось! - отмахнулся старик. - Лучше пику поправь, под ноги уйдет.

Полых смутился, замолчал. Но тут же продолжил.

- А ведь и в Золотом веке было подобное.

- Было, - неохотно признал Чапель, - тебе-то что?

- Я вот о чем подумал, брат... - Он закашлялся в волнении, но соратник молчал, выжидая. Парень продолжил: - Тогда в Золотом веке люди жили без завета, без страданий, без зимы и были счастливы. А потом возгордились и отвернулись от бога. Я подумал, может, они его не знали вовсе?

Чапель хмыкнул. Он вдруг понял, почему всю дорогу молчавший Полых разговорился: юноша боится, нет, не за жизнь, что она для молодняка, но уронить себя в глазах старшего товарища, на которого так полагается и от мнения коего столь зависит.

- Может и не знали, поди разбери. Преданий того времени не осталось.

- Они не видели и не понимали знамений, что насылает им всеотец, - Полых вздохнул. - А когда пришла первая зима, спаслись лишь уверовавшие во вседержителя, построившие надежное укрытие, ковчег от лютой стужи. А ведь люди не додумались до Зимнего дозора, да и господь ничего не сказал...

- Всеотец не должен разжевывать простые истины. Когда поняли, тогда и создали.

- Я еще подумал, а были ли тогда шатуны - в первую зиму?

- В писании ничего об этом не говорится. - Чапель повернулся и снял со спины соратника пику, которую стал использовать как палку для подъема на кручу, тут немного пологую. - Стало быть, не было. Потом когда-то появились. Ступай осторожней, всюду ямы.

- И я так подумал, - радостно добавил Полых, стараясь двигаться след в след. Церковь находилась над самом обрывом, стеной нависшим над рекой, подняться к ней можно было лишь кружной дорогой. Хотя мальчишки, они спешили к заутрене напрямую, по мосткам, а летом и вовсе переплывая реку и наперегонки поднимаясь по глинистым берегам, скатываясь и начиная сызнова. Но всегда приходили первыми. - Мне вот что пришло в голову: а вдруг неспящие это знак свыше. Не просто ж так они появляются, и чем дальше, тем больше и чаще.

- Что за знак? - полюбопытствовал дозорный, не оглядываясь.

- Может, это нам весточка от бога. Мол, не просто так ваши мучения, скоро зима кончится, и мы вернемся в Золотой век, который был заповедан изначально.

- Не заповедан, олух, дарован. Заповедана зима и способы ее пережить, как символ греха людского и как возможность очищения.

- Да я понял, понял. Но вдруг так? И бог посылает нам знаки, а мы их не поняли.

- Отец настоятель бы распознал. Он, поди, мудрее тебя.

- Но вдруг он не понимает, что зимы кончаются, а потому и не видит или видит, но, как дозаветные, не понимает, к чему шатунов так много.

- А ты постиг.

- Я просто предполагаю. Ведь не просто ж так.

- Странно, что не приплел стариков и их "конец времен".

- Так это и есть конец, только зимы. Окончательный, навсегда. Вон прошлая какая мягкая была, шатунами сразу два десятка стало.

- И два десятка умерло. Что это за завет такой, когда столько горожан без вины пропало? Или