Ленька-гимназист - Виктор Коллингвуд

— Надо было не отпускать! — горячился Гнатка. — Дожать гада!

— Не надо, — покачал я головой. — Небось, теперь не сунутся.

— Слушай, Лёнь, так давай с Козликом разберемся. По-честному: забьем ему стрелку. И вы там один на один…

— Стрелку? — переспросил Костик. — Это как?

— Ну, договориться, чтобы сойтись в условленном месте, — пояснил Гнатка. — Без кодлы своей чтобы он был. И ты один. Чтобы все по-честному. А чтобы никто не соврал потом, свидетеля позвать надо. Нейтрального.

— А кого звать? — спросил я. Идея показалась мне не такой уж плохой. Лучше решить дело раз и навсегда, чем ждать нападения из-за угла.

— А Митьку! — оживился Гнатка. — Митьку Баглая. Знаешь такого?

Я покачал головой.

— Он из «Волчьей пасти», — пояснил Костик. — Его дед, говорят, у самого батьки Махно в отряде сейчас, пулеметчиком на тачанке. Сам Митька парень молчаливый, но крепкий. И ни с кем особо не водится — ни с поляками, ни с кем. Его все побаиваются немного, но уважают. Слово его — закон. Если он скажет, что было по-честному, — значит, так и было.

Потомок махновца в качестве третейского судьи в разборке между сыном рабочего-металлурга и сыном польского мастера… Да уж, Каменское — удивительное место.

— А он согласится? — усомнился я.

— А мы поговорим, — уверенно сказал Гнатка. — Объясним, что, мол, «дело чести». Он такое понимает. Завтра после уроков сходим к нему. А потом — к Козлику. Что скажешь, Ленька? Согласен?

Я посмотрел на свои сбитые костяшки пальцев, вспомнил порванную рубаху, наглую рожу этого Степана, презрительную физиономию Козлика. И кивнул. Ничего не поделаешь, надо «поставить себя» на достойное место.

— Согласен. Пора накостылять ему. По-честному так по-честному.

Глава 13

Едва успели закончиться уроки, как меня перехватил Гнатка. Глаза его горели азартом, будто не на серьезное дело собирались, а на какую-то интересную игру.

— Ленька, я с Митькой говорил! — выпалил он шепотом, оглядываясь по сторонам, хотя коридор гимназии уже опустел. — Согласился! Сказал, подойдет после уроков на пустырь, где мы мяч гоняем. Чтобы все по-честному было. Ну, идешь?

— Иду, — кивнул я, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Свинчатка, отлитая вчера, приятно оттягивала карман штанов. Я ее взял так, на всякий случай. Конечно, уговор был «один на один», но кто его знает, этого Козлика?

— Костик не пойдет, — добавил Гнатка. — Мать его засадила за какие-то дела.

— Ладно, — ответил я. — Пошли вдвоем.

Пустырь встретил нас пылью и сухой, потрескавшейся землей. Солнце стояло еще высоко, пекло немилосердно. Вдалеке, над крышами заводских построек, лениво вился дымок из труб — завод исправно трудился над военным заказом.

На краю пустыря, в тени одинокой, кривой шелковицы, уже стоял парень. Это и был Митька Баглай. Он оказался не таким высоким, как я ожидал, но крепко сбитым, широкоплечим. Лет ему было, наверное, как и Степану — около пятнадцати. Одет он был просто — выцветшая сатиновая рубаха навыпуск, подпоясанная узким ремешком, темные штаны, босые ноги. Лицо скуластое, обветренное, с очень светлыми, почти прозрачными глазами, спокойно и как-то отстраненно смотревшими на мир. Он не курил, не лузгал семечки, просто стоял, заложив руки за спину, и молча наблюдал за нами. Что-то в его спокойном взгляде было такое, что сразу внушало… нет, не страх, а какое-то уважение, что ли. Чувствовалось — этот не из тех, кто будет кричать и размахивать кулаками по пустякам, но если врежет — мало не покажется.

Гнатка подошел первым.

— Здорово, Митяй. Это вот Ленька. Тот самый.

Митька кивнул мне, не улыбнувшись.

— Здорово.

— Здравствуй, — ответил я, стараясь выглядеть так же невозмутимо.

Мы помолчали. Ждали. Солнце палило, где-то вдалеке лаяла собака, с железной дороги донесся протяжный гудок паровоза.

Наконец, со стороны Новых планов показалась ватага. Впереди, пытаясь выглядеть грозно, вышагивал Казимир Зданович, Козлик. А за ним, как и опасался Гнатка, семенила его «свора» — четверо или пятеро пацанов помельче, его верные подпевалы.

Они подошли ближе. Козлик остановился шагах в десяти, упер руки в бока. Лицо у него было красное, не то от жары, не то от злости.

— Ну что, большевистская сволочь? Пришел получать? — вызывающе выкрикнул он.

Митька Баглай медленно повернул голову в его сторону. Его светлые глаза холодно прошлись по Козлику, а потом задержались на его свите. Он не повысил голоса, но сказал так, что каждое слово прозвучало на раскаленном воздухе пустыря отчетливо и веско:

— Уговор был — один на один. Свидетель — я. Остальные — пошли вон.

Пацаны из свиты Козлика замялись. Они переглядывались, косились на своего предводителя, потом снова на Митьку. Видно было, что приказ Козлика для них — закон, но ослушаться Баглая никто не решался.

— Да мы это… просто поглядеть… — пробормотал один из них.

— Ну, за смотр денег не берут! — равнодушно обронил Баглай, и сразу же стало понятно: никто из банды Козлика в драку не сунется. Не посмеют.

— Это что? — ткнул Баглай Козлику в живот. Я не сразу понял, в чём дело: оказалось, что у поляка на ремне была массивная латунная пряжка. Тот начал снимать ремень; кто-то из толпы его сторонников услужливо протянул веревку — перепоясать сползающие брюки.

— Ну? — Митька кивнул мне и Здановичу.

Козлик, видимо, решил взять нахрапом, пока не растерял всю свою злость. Он вдруг сорвался с места и, пригнувшись, побежал на меня, явно намереваясь сбить с ног или ударить ногой с разбега. Он даже не пытался боксировать или бороться — просто пер, как бычок.

Я ждал этого. Память услужливо подсказала простой, но эффективный прием против такого прямолинейного нападения. Когда Зданович был уже в паре шагов и заносил ногу для удара куда-то в район живота, я сделал резкий шаг влево, уходя с линии атаки. Одновременно я выставил руку и схватил его за атакующую лодыжку. И не просто схватил, а сильно дернул ее вперед и вверх, используя его же инерцию.

Эффект превзошел все ожидания. Лишенный опоры и увлекаемый вперед собственным весом и моим рывком, Козлик взлетел в воздух и в следующий миг с каким-то утробным воплем рухнул на