Вожатый из будущего - Анна Наумова

— Так может, подождали бы, пока этот фестиваль закончился? — предложил я, понимая, однако, что предложение — весьма запоздалое.

— Не наш случай, — отмахнулся отец. — Ждать у моря погоды смысла нет. У Клавы семь пятниц на неделе. Она сегодня на фестивале самодеятельной песни, завтра может на севера куда-нибудь на заработки сорваться или вообще снова в Ленинград «на собаках» поехать… Так что надо ковать железо, не отходя от кассы, то есть пока горячо, сечешь?

— О-кей, — согласился я. — Секу.

— Ну вот и славно! Понятливый ты, это хорошо. Кажется, пришли, — сказал отец и внимательно оглядел себя, а потом — и меня. — Елки-палки, всего метров двести от станции отошли, а ты уже клеща, кажется, поймал, хорошо, что не на кожу, — и он аккуратно стряхнул с моего плеча опасное насекомое. — Так, надо бы и мне себя осмотреть… Бр-р, не хотелось бы такой сюрприз домой привезти.

Вскоре мы дошли до небольшого красивого озера, на берегу которого раскинулся палаточный лагерь. То тут, то там сновали бородатые мужчины, которые ставили палатки, забивали колышки и рубили дрова. Женщины суетились возле полевой кухни. Была и несколько ребят школьного возраста — наверное, просто приехали за компанию с родителями. Они гоняли мяч недалеко от палаток.

— Рома! Антон! — раздался из палатки женский голос. — Хватит прохлаждаться. За хворостом идите, пока отец вам палатку ставит!

Из палатки высунулась приятная молодая женщина, которая качала у груди совсем крохотную малышку. Все ясно — это, наверное семья заядлых бардов, которые готовы ехать на любой слет, совершенно не беспокоясь из-за трудностей походного быта. Их дети, наверное, на гитаре играть учатся раньше, чем читать.

— Пойдем-ка у этой дамы спросим, — предложил мне отец. — Авось и знает что! Тут человек двести собралось, если не больше.

— Она, наверное, с другими женщинами вместе обед готовит, — предположил я.

— Клава? готовит? Да брось ты! — ухмыльнулся отец. — Она даже не знает, как консервная банка открывается. Клава отродясь не готовила, для них с Колькой и Кириллом все Кира Кузьминична делала. Да и не того склада характера Клава, ее к плите не загонишь. Готов поспорить, что она сейчас вместе с мужиками дрова колет или что-то типа того. А вечером будет озеро на спор переплывать. Здравствуйте! — обратился он к женщине.

— Привет! — весело ответила она. — Чего надо? Запасной палатки нет. А если есть хотите, то подождать придется. Обед через час, не раньше.

— Да нам не палатку, — вежливо сказал отец. — А за предложение отобедать спасибо, не откажемся. Вы Клаву Фокину знаете?

— Клаву? — дай подумать… Клава… Не слышала про такую. Хотя тут народу столько, поди всех упомни…

— Мам, это «Зеленая карета», наверное… — внезапно сказал подбежавший пацаненок, один из детей женщины.

— Карета? — изумленно переспросил отец.

— Да прозвище у нее такое, — ответила за сына мать. — А, теперь вспомнила. Наша певунья… В «Гнесинке», говорят, когда-то училась. Да где-то с парнями она, дрова рубит. Она женской работой не занимается у нас. Этакая пацанка. На полянке поищите. Рома! Антон! А ну быстро за хворостом, пока я отца не позвала! И ребят проводите! Чтобы каждый по большой охапке притащил!

Парни, очевидно, побаивались отцовского гнева, поэтому мигом оставили мяч у палатки и махнули нам рукой.

— Пойдемте, проводим! Там она где-то.

Долго идти нам с ребятами не пришлось. Недалеко, на маленькой полянке, где компания суровых бородатых мужчин колола дрова, мы и нашли тетю Клаву. Точнее, тогда она еще была совсем не тетей. Или не совсем тетей. Была она всего лет на пять меня постарше. Глядя на эту длинноволосую худенькую девушку в фуфайке и широких штанах, подпоясанных ремнем, которая лихо управлялась с топором, я едва мог поверить, что всего через каких то двадцать пять-тридцать лет она превратится в суровую полную даму с копной фиолетовых волос на голове, щедро политых лаком…

— Вон она! — махнул нам рукой один из пацанов, указав на Клаву, и окликнул брата: — Антох, пойдем за хворостом, а то мама ругаться будет.

— Ладно, пойдем! — звонким голосом ответил второй, помладше, и они умчались.

— Привет! — окликнул Клаву отец. Она обернулась, удивленно подняла глаза, потом воткнула топор в пенек и, уперев руки в боки, подошла к нам:

— Здорово, Миха! А ты-то че сюда приперся? Ты же на гитаре не играешь?

— Ну не то что бы совсем не играю, — нашелся отец, — пару аккордов-то знаю точно. «Зеленую карету» сыграть смогу. Кстати, а почему тебя так зовут?

— А, — рассмеялась Клава, беззаботно откидывая челку со лба, — я на этой песне просто играть на гитаре училась… Ребята ее раз двести в моем исполнении слышали, вот и прозвали так… Да я не в обиде, классно же!

— Это та, где «шесть коней разгоряченных?» — внезапно вступил я в разговор.

В моей голове вдруг шевельнулись детские воспоминания. Я, укутанный по самый подбородок в теплое пуховое одеяло, лежу в кровати, а бабушка хлопочет у моей кровати, наливает чай с малиной и поет песню про зеленую карету…

Вообще в детстве для меня не было большей радости, чем старая добрая ОРВИ, сопровождающаяся кашлем, насморком и официальным недельным прогулом школы. На второй, максимум на третий день я себя чувствовал уже лучше и целыми днями валялся в кровати, смотря подряд все серии «Гарри Поттера» и поедая мандарины.

— Ну да, а какая же еще? Кстати, а кто это с тобой? — удивилась моему внезапному вступлению в беседу Клава. Взгляд у нее был приметливый и очень цепкий. От такой ничего не скроется. Даже не знаю, может быть, поэтому Клава потом и пошла работать в паспортный стол?

— Матвей, мой приятель, — представил меня отец. Я мысленно поблагодарил его за реплику. Сам-то я чуть было не представился Клаве своим настоящим именем. Так, глядишь, и спалиться недалеко. Хоть я и бывалый «попаданец», а нет-нет, да и хочется назваться Алексеем…

— Клава, — протянула мне руку соседка. Рука у нее была, хоть и маленькая, но жесткая, натруженная. Видать, уже давно она тусуется с бардами…