Смутные дни - Тим Волков

— Василий… Ага, вижу… — Степан Григорьевич подслеповато прищурился. — А Гертруда где? Ну, Маша Кудрявцева?

— Так она с подружкой встречалась, вы сами разрешили! — напомнила Анюта Пронин, хрупкая, с рыжими косичками, девчушка. — А потом с ней и осталась. Сказала, что сама доберется! Ей матушка разрешила. Да и восемнадцать уже — взрослая.

Степан Пронин, отец Анюты, работал путевым обходчиком и слыл человеком весьма прогрессивных взглядов, потому и дочка его одевалась и вела себя по-городскому, и даже вот, тоже, по-городскому, заплетала волосы в косички, которое ей, кстати, очень даже шли. Деревенские же незамужние девушки всегда носили только одну косу… Две — это уже замужняя дама!

— Матушка разрешила! — Рябинин возмущенно пожал плечами. — Нет, Иван Палыч, вы слышали? Ну, что с ними делать? Анюта! Что хоть за подружка-то?

— А, не знаю, я ее раньше не видела, — тряхнув косичками, пожала плечами девчушка. — Взрослая такая, красивая. На Машу чем-то похожа. Одета по городскому, но, небогато. Лента синяя в косе. И добрая! Вафлями меня угостила…

Доктор насторожился: синяя лента, вафли… А не Устинья ли это? Та самая девушка из Ключа…

— Та-ак… Вот что, Степан Григорьевич… Девушку вашу я поищу! — решительно завил Иван Палыч. — ты вези детей… Только мне оставь кого-нибудь, кто бы Машу вашу знал…

— Можно мне? — тут же вызвался Василий.

— Постой-ка, Васенька! — Анюта Пронина решительно ухватила парнишку под локоть. — Ты бегаешь плохо, забыл? А я — хорошо! И Машу знаю и ту, вторую, видела… Тем более, и родители у меня сейчас тут, в городе… До самой ночи пробудут. Так что — остаюсь. Без меня, Иван Палыч, вы эти девушке ни за что не найдете!

Что ж, упросила. Бойкая оказалась девчонка! Впрочем, впрягаться в это дело сам по себе доктор вовсе не собирался.

Искоса посматривая на девчонку, углядел на крыльце знакомую фигуру в тужурке и замахал рукой:

— Василий Андреевич! На ловца и зверь…

— Иван Палыч? — подойдя, Петраков протянул руку. — Еще не уехали?

— А меня Анюта зовут! — Пронина тоже пожала руку начальника милиции. И тот ничуть не удивился!

Лишь улыбнулся:

— Очень приятно!

— И мне!

— Василий Андреевич, тут вот какое дело…

Понизив голос, доктор кратко пояснил ситуацию.

— Та-ак. Девушки, значит… А не связано ли это… Впрочем, этим Гробовский занимается… Но, и тебе я надежного человека выделю… Да ты его знаешь!

Петраков повернулся и замахал рукой:

— Михеев! Витя!

На зов обернулся молодой человек, кудрявый блондинчик, тот самый, немного подраненный при поимке бандитов на железной дороге…

Подбежав, вытянулся:

— Здравствуйте, господин доктор!

— Здравствуйте, Виктор. Как себя чувствуете? Рана не болит?

— Да зажила уже…

— А я — Пронина Анюта! — девчушка протянула руку. — Буду вам во всем помогать! Только вы, Виктор, повязку снимите. Чтоб лишнего внимания не привлекать.

— А девушка дело говорит! — прощаясь, одобрительно кивнул Петраков. — Ну, удачи! Виктор, потом обо всем доложишь.

— Готовы? — похоже, юная Анюта всерьез взяла на себя роль командира. — Ну, пошли тогда…

Девушка привела доктора и милиционера к уличному ларьку, располагавшемуся неподалеку, на людном перекрестке.

— Здесь мы вафли покупали и содовую. А вон там, — Анюта показала на видневшийся невдалеке сквер. — Они и сидели, болтали. Ну, Маша и та девушка…

Все трое дружно направились в сквер. Все, вроде бы, выглядело там чинно и благородно, по-старому, как до войны. Неспешно прогуливались бонны с колясками, няньки присматривали за возившимися в песочнице более старшими детьми… Несколько старичков на скамейках играли в шахматы.

Вроде бы, глянешь — тринадцатый год на дворе… Однако, разговоры:

— Хлебные карточки украли, представляете? Как жить-то теперь?

— Налетели вчера ночью, прямо в парадное! Цепочку на двери перекусили — и ножом!

— Господи, Господи! Страсти-то какие!

— … шла себе, шла… а ее раз — и раздели! Целая шайка. Прям среди бела дня!

— Говорят, в Петрограде-то — новая революция!

— Господи… На это-то раз кого свергают?

Сыскная троица расположилась на скамейке для рекогносцировки.

— Сейчас мы их всех опросим, — негромко промолвил Виктор. — Шахматистов, нянечек…

— У-у, — Анюта отрицательно качнула головой. — Напрасно прогуляетесь.

— Это почему это? — заинтересовался Иван Палыч.

Таких продвинутых девчонок он видел только там… у себя. В будущем…

— С момента, как мы расстались, прошло часа три, — между тем, пояснила Пронина. — Так что эти нянечки и бонны — мимо. Недавно пришли. Шахматисты же, кроме своих шахмат вообще ничего кругом не замечают…

Виктор тряхнул головой и хмыкнул:

— И все же…

— Вон, видите — будочка? — перебила девчонка. — Там, рядом, чистильщик обуви был… рыжий такой парень. Сейчас нету… Верно, перекусить пошел. Надо его подождать. Чистильщик — народ приметливый, это вам не шахматисты.

— Что ж, подождем… минут двадцать… — хмыкнув, Виктор поднялся на ноги. — А я все же пройдусь, поговорю…

Чистильщик обуви — рыжий парнишка лет шестнадцати — появился минут через пять. Раскрыл коробку, разложил щетки и ваксу…

— А вот кому штиблеты почистит? Подходи, налетай! Можем и сапоги!

Виктор уже был тут, как тут. Уселся, выставил ногу.

И вернулся к скамейке весь из себя довольный:

— Видел он двух девиц. Запомнил. Одна, сказал, лярва… ой… — глянув на девчонку, юный милиционер запнулся и покраснел.

Анюта расхохоталась:

— Ничего я такого не слышала! Я вообще все плохие слова мимо ушей пропускаю.

— Вот и молодец! — смущенно хохотнув, Виктор продолжил.

По словам чистильщика обуви, девицы не ушли из сквера пешком, а укатили на фаэтоне с поднятым верхом. Без номера! Как бы выразился Артем — Иван Палыч — «нелегальный таксист».

— Прямо по Первой Дворянской и покатили… а уж дальше — Бог весть.

— Да-а, — выслушав, расстроился доктор. — И где нам теперь этот фаэтон искать?

— Так… Фаэтон с поднятым верхом, — Анюта прикрыла глаза. — В погожий день. Многие могли бы слегка удивиться… А значит, вспомнить! Пошли на Дворянскую! Ищем… пока не знаю, кого… Кто мог бы… Торговцы сигаретами, мальчишки-газетчики, извозчики…

— Да уж, — покачал головой Виктор. — Как в сказке! Поди туда, не знаю, куда… Ищи то, не знаю, что…

Иван Палыч лишь хохотнул:

— Такая уж ваша милицейская работа!

К