Смутные дни - Тим Волков

— Нет, спасибо! — улыбнулся Иван Павлович. — Фома Игнатьич, а вообще переводы денежные в последнее время еще были? Может, кто забирал?

Почтальон задумался, почесав бакенбарды. Его взгляд скользнул по заваленному бумагами прилавку, где лежала толстая книга учёта.

— Переводы? А ведь и в самом деле был, один. «Красный Крест» сделал перевод, так же, на имя, до востребования.

— В самом деле? — заинтересовался доктор. — И его забрали?

— Забрали.

— А кто? Кто забрал?

— Так это… новенький то ваш и забрал.

— Кто новенький? — не понял Иван Павлович.

— Ну этот… Как его? Сейчас, — он принялся листать журнал. — Ага, вот! Ваш учитель новенький забрал, Рябинин его фамилия… Милейшей души человек!

Глава 12

Игната Феклистова в милиции продержали недолго — как и предполагал Гробовский, выпустили за недостатком улик. Тот вернулся в бывший трактир — ныне гостиницу, и, как ни в чем ни бывало принялся хозяйствовать, переориентировав сапожную мастерскую просто на починку обуви.

Двоюродный племянник Игната Устиныча, Андрюшка, в больницу теперь заглядывал редко, но, вовсе не потому что дядька его не пускал. С открытием гостинцы дел стало невпроворот, там более, что и ресторанчик втихую работал — кормили господ постояльцев. А таковых было немало! Кроме более-менее постоянных жильцов, типа Гробовского или Анна Львовны, в гостевых комнатах еще ночевали и припоздавшие к поезду пассажиры. Поезда нынче ходили нерегулярно, а добраться в город на коляске или даже в телеге стоило денег. Феклистов же цены не задирал, да и вообще — вел себя тише воды, ниже травы. Как предполагал поручик — наверняка, задумал какую-то очередную аферу.

Из голодного города в деревню нынче потянулись многие, везли ценные вещи, меняли на молоко, яйца и все такое прочее. И это еще не начался май!

Тот же Парфен Акимыч, лабазик и церковный староста, сменял бочонок квашеной капусты на астролябию. Зачем ему астролябия, и вообще, что это такое, лабазник не знал — но слово было красивое, а сам предмет — загадочный. Парфен Акимыч повесили астролябию в лавке — для украшения. Просто вбил большой гвоздь.

Иван Палыч по-прежнему исполнял обязанности комиссара, да еще по мере сил занимался больничкой, сильно переживая за Анну Львовну. Вот ведь как там, в Ключе, все повернулось! А, если б застрелили? Что тогда? Хорошо, в Совете хватало солдат, и проблему тогда решили быстро…

После утреннего обхода доктор дал Аглае наставления по поводу нескольких трудных случаев, и отправился к «Гранд-отель», навестить Гробовского и — если повезет — Анну. Та вполне могла уже уехать — за ней иногда присылали машину, тот самый «Лорен-Дитрих». Или «Изотту-Фраскини»? Нет, «Изотта» была при Комитете…

Слава Богу, Зареченск все же был не столицей, и Комитет с Советом не то, чтобы жили дружно, но старались держать нейтралитет и зря своих людей не подставляли. В отличие, от той же столицы, где Временное правительство (власть без силы) и Петросовет (сила без власти) смотрели другу на друга волками, и было совершенно не ясно, во что все это выльется.

Сам Иван Палыч… Вернее, сказать, Артем, историю, конечно, изучал… очень давно, еще в школе. Но, больше налегал на биологию и химию, история ж — поскольку постольку, то есть, имел представление о событиях весны — лета 1917 года — на уровне среднего российского гражданина. То есть — практически никаких. Ну, знал, конечно, о том, что произойдет в конец октября, и даже немножко помнил про Корниловский мятеж… но так, смутно…

Глобальной мысли вмешаться в исторический процесс и Артема как-то не возникало — не до того было! Так он и так вмешался, можно сказать, каждый день, исполняя функции не только доктора, но и медицинского комиссара. Выходило, помогал пока Временном правительству, точнее — местному земству, пытавшемуся хоть как-то поддержать порядок.

Свергнутого царя никто не вспоминал (разве что в синематографических пасквилях), повседневная обычная жизнь с каждым днем становилась все дороже и труднее, складывалось такое впечатление, что страна потихоньку погружается в смуту… Правда, местная власть делала все, чтоб этого не произошло, в отличие от власти общероссийской.

Артем все же понимал, что в смуту Россия все же провалится, и большевики, возможно, — меньшее зло. Тот же товарищ Артем… тезка… Интересно, как там он? Как младший Субботин?

— Анна Львовна у себя? — войдя в «Гранд-Отель», поздоровался доктор.

— У себя. И господин Гробовский — тоже, — Феклистов сухо кивнул, однако обиды никакой не выказал. — Где ж им всем быть? Воскресенье!

На стене, за стойкой, вместо портрета государя-императора, висел князь Георгий Львов, министр-председатель, буйной своей бородою чем-то похожий на былинного Илью Муромца, рядом расположилась кривовато написанная вывеска — «Благотворительная столовая». Сидевшие за столиками мужики, заглянувшие передохнуть по дороге в город, чинно хлебали борщ и даже сняли шапки.

Пастораль! Идиллия!

Прав, прав Гробовский, Феклистов наверняка что-то задумал… Пусть даже и не слишком криминальное, но…

Поднявшись по лестнице на второй этаж, доктор нос к носу столкнулся с Андрюшкой — тот несся куда-то с кипой постельного белья!

— Здрасьте, Иван Палыч! К Анне Львовне?

— К ней…

— А я вот пока занят — расширяемся! Но, как освобожусь, обязательно загляну в больницу!

— Заходи, Андрюш, — искренне улыбнулся доктор. — Будем рады…

Вот и нужная дверь… номер — «12»…

Иван Палыч осторожно постучал…

— Заходите! — прозвучал звонкий голос.

Толкнув дверь, доктор остолбенел на пороге.

Анна Павловна, в юбке из светло-зеленой тафты и такого же цвета блузке, стояла напротив большого зеркала… и целилась в свое отражение из револьвера!

— Бум! — завидев вошедшего, девушка быстро обернулась. — Иван!

— Ты бы наган-то опустила… — подойдя ближе, усмехнулся тот.

— А, да он не заряжен… — поставив для поцелуя щечку, беспечно отмахнулась Аннушка. — Я и не умею еще заряжать… не научилась… А наган мне Тереньтев Елисей велел выдать. Ну, наш предсовета. Чтоб, ежели что… Только…

Девушка неожиданно вздохнула:

— Я и стрелять не умею, и не представляю даже, где его носить? В сумочке наган явно лишний. А спуск какой тугой! Еле-еле выжала.

— Анна! — загадочно улыбнулся доктор. — А давай меняться!

Он вытащил из кармана миниатюрный «браунинг»:

— Ты мне — наган, а я тебе — вот это.

— Ой! — обрадовалась девушка. — Какая изящная вещица! Она что же, стреляет?

— А то!

— Меняемся! Только…