Магритт - Павел Александрович Шушканов

– Но он ничего не знает. Он даже не понимает, что происходит.

Я взглянул на Юру, который с нечеловеческим терпением прилаживал шестеренку к шестеренке, при этом не сверяясь ни с каким чертежом.

– Это с ним тоже сделал Марсель?

Девушка помолчала еще минуту, потом нехотя опустила ружье.

– Нет. Он родился таким.

Я понимал, что нам сильно повезло, и не выкидывал эту мысль из головы, даже когда девушка – а она представилась как Мария – убрала оружие и аккуратно сняла экутер с головы Юрия. В любой момент все могло пойти не так, как нужно. Но, во всяком случае, в нас больше не целились.

– Говорите, он ваш друг? – Мария усмехнулась. – Тогда вам очень не повезло с друзьями. Надеюсь, он у вас не единственный. Можно? – Она показала на Лань рукой, как бы подзывая ее, но та не сдвинулась с места.

– Слегка пощелкайте пальцами, и она подойдет.

– Это ужасно, – выдохнула Мария и подозвала Лань. Запустив руку в ее волосы, она слегка дотронулась до затылка. – Если бы мне кто-то сказал раньше, что человек на такое способен… я бы поверила.

Мы сидели за столом. Мария напротив нас, и обрез все еще лежал на крышке стола, но руки девушки уже не сжимали его так яростно. Рядом, тихо нашептывая и насвистывая что-то, суетился над шестеренками Юрий.

– Он мой брат, – сказала Мария и поцеловала его в висок, но Юрий не обернулся. – Родился через три года после меня. Что-то пошло не так, и мама умерла, когда он еще не появился на свет, а Юра задыхался. И нашей подписки не хватало на нормальных врачей, только на скорую, где умели разве что вправлять вывихи. Не знаю, по этой причине или нет, но Юра всегда был таким, как сейчас. Отец бил его за это, а я как могла защищала, и мне тоже доставалось. Нет, доставалось – не то слово. – Она усмехнулась и потрогала шрам на лбу. – Если вам интересно, это однажды закончилось. Теперь этот подонок ходит под себя в самом дешевом хосписе Яндаша и может разве что вращать глазами от бессилия и злости. И это не я сделала, не думайте. У него были долги перед людьми господина Вана. У них были бы вопросы и к нам, но мы спрятались. Я помню, что тогда Юре было хуже. Он с трудом держал ложку, всего боялся и часами сидел в углу. Мы прятались у двоюродной тетки мамы, которая нас не выгоняла, но и не занималась нами особенно. А когда я смогла работать, пришлось купить самую дешевую подписку на двоих и съехать в сарай на окраине. Нет, не сюда. Это еще хоромы по сравнению с тем, где жили мы. Трудно было? Очень. Но мне и в голову не приходило сдать его в лечебницу или пансионат. До одного момента.

Мария отодвинула от себя ружье к краю стола и, протянув руку, погладила Юрия по волосам. Тот стал напевать громче.

– Он ничего такого не умел. Это сейчас мы могли бы жить как императоры на деньги от его игрушек. И будем жить, когда уедем в Элосы, подальше отсюда. Когда я выучу хоть немного язык. В тот год мы тоже собирались уезжать, но не имея ни юаня на счету и никаких надежд на будущее. Меня уволили из серверной, а дни по подписке быстро заканчивались, и в конце недели нам грозило оказаться на улице. И тогда у нас на пороге появился Марсель Моно. Точнее, сначала появилась его визитка, которую я отправила в мусор, а потом он сам, в костюме и с тростью. Поначалу он не внушал доверия, хоть и представился ученым крупной корпорации «Цзинхуа Биотех», или JB. Он предлагал деньги и самое главное – помощь, он знал, как говорить и на что надавить. Когда он сказал, что ему нужен Юрий для какой-то секретной медицинской программы концерна, я пыталась выставить его за дверь. Но он убедил меня, что Юра не будет подопытным кроликом и я вполне могу поселиться с ним в одной палате. Процедуры должны были облегчить его состояние, развить какие-то необходимые навыки. Говорил он очень убедительно, и я согласилась.

– Вы легли в больницу вместе с ним? – спросила Алина.

Мария пожала плечами:

– По крайней мере, там кормили и была крыша над головой. Я жила в маленькой комнате с кроватью и без окон – подозреваю, что раньше там хранили швабры. Но все время проводила в палате Юры. С ним лежал еще один человек, которого тоже привел Марсель, – Олег Конев, кажется, так его звали. Они даже дружили, насколько это вообще было возможно в их состоянии. Поначалу все было хорошо. Марсель даже купил и принес Юре дорогой экутер с успокаивающей музыкой. Потом такой же пришлось купить и Олегу – Юра все время пытался поделиться им. И ему становилось лучше. Раз в два дня он уходил на процедуры, куда меня не пускали, но ничего страшного не происходило – я ведь осматривала Юру каждый раз после, боясь, что с ним сделают что-нибудь ужасное. Но потом однажды он не вернулся с процедур. Я ждала его до вечера, я стучала в двери лабораторного бокса, а медсестры приносили мне успокоительное. Юру вернули поздно ночью. Он лежал без движения с открытыми глазами и не реагировал ни на что. Я плакала, просила помочь ему, но нас просто вышвырнули в ту же ночь на улицу. Я не знала, что мне делать и куда нам идти. Был лишь один выход – пробраться в опечатанный дом тетки, который так и стоял на окраине после ее смерти, ожидая нового владельца. Там мы и сидели в темноте и тишине, питаясь только найденными в шкафу сухарями. У нас не осталось ничего, кроме больничной одежды и экутера, который я прихватила из его тумбочки. Я включала Юре его любимую музыку, но он не слышал. Так и лежал с открытыми глазами, пока однажды не позвал меня.

– Я думал, он не говорит, – сказал я.

– Не говорил никогда. И сейчас редко, хоть и может. Я помню, как плакала в тот день. Он очнулся, он попросил есть. Ему не стало намного лучше – он бредил, все говорил о каких-то заводах и шарах в небе. Потом просил бумагу и много рисовал. То были странные картинки, пугающие. Ну вы видите. – Она кивнула на стену. – А потом вместо рисунков он принялся чертить. Это были сложные схемы каких-то механизмов. Однажды я застала его за тем, что он разбирал старые часы, найденные в доме. Я пыталась ругать его, но он упрямо говорил, что ему нужны детали. Я думала, что