Фантастика 2025-57 - Елена Артемова

служил, Волк. Князь доверял тебе, и ты не подвел его. Сберег добро и хранил до срока. Покойся с миром и без обиды на живых. Честь тебе и хвала, покой и вечная память! Мир по дороге! — с каждым словом поднимался ветер, вызывая удивление и недоумение на лицах бойцов, тоску у Федора, ужас у банкира и просто зашкаливающий интерес у Михаила Ивановича. С последними словами шум будто оборвался, как и начавшийся было вихрь. Причем казалось, что в нескольких метрах от нас все было по-прежнему, листья и трава не колыхнулись. Сидевший на верхнем срезе берега военный смотрел сюда, вниз, разинув рот. Стоило мне замолчать — как кости вдруг рассыпались в прах. В одно мгновение, с чуть слышным хрустом и шорохом останки ключника превратились в какую-то мельчайшую серовато-коричневую пыль. На ровном грунте могилы рядом со мной из объемных предметов осталось лишь жуткое подобие посмертной маски Ушакова — свинцовый слепок, повторявший очертания части человеческого лица с выпуклостью в том месте, где был рот. Поверхность маски изнутри была покрыта застывшими почти пять веков назад пузырями, и думать про их происхождение не хотелось абсолютно. Я осторожно взял этот ужасный «самородок» и отнес к завернутому чекану, так и лежавшему в паре шагов от ямы.

— Закапывай, братцы, — очень стараясь сохранить невозмутимость, скомандовал я, и парни, словно очнувшись, начали медленно скидывать землю вниз, иногда искоса поглядывая на меня. — Есть топор у кого? Крест бы срубить.

— Сделаем, и заупокойную прочту, я знаю, — прогудел здоровила, что поймал банкира за разгрузку, — как звали покойника-то?

— Волк. Волк Ушаков. Погребной ключник князя Андрея Ивановича Старицкого, — ответил я.

С крестом он управился живо, молитву прочитал. Я и подумать раньше не мог, что можно басить шепотом, но этот как-то справился. Перекрестился размашисто на последних словах, и повернулся, глядя на Второва и Федора в ожидании приказаний.

— Что хочешь за маску? — негромко спросил невесть как взявшийся рядом банкир. Вот же барыга! И на поминках своего не упустит! Но его масляно-жаждущий взгляд на кусок свинца меня насторожил.

— Да ничего, мне она точно не нужна, забирайте, — я ответил вполне вежливо.

— Деньги, услуга, помощь любая — говори свою цену, Волков! — воротила привычно для него давил на собеседника жестким тоном и властной позой. Но последние его слова меня словно кольнули. Будто на шею повесили орденскую ленту, а она вдруг оказалась старым потертым хомутом. И нестерпимо колола загривок вылезшим из прорехи конским волосом.

— Мне ничего не нужно. Она не моя. В этой вещи столько старой боли и ужаса, что держать ее рядом — как минимум крайне опрометчиво. Берите так, если хотите, — вроде бы спокойно и вполне культурно сказал я, но Толю как вожжой огрело. Или шлеей.

— Выделываешься⁈ Цену набиваешь себе? С кем ты торговаться вздумал, пацан⁈ — ого, вот его заколдобило-то.

— Брэк! Разошлись по углам. То есть по лодкам, — прозвучала уверенная и исключающая варианты неповиновения команда, отданная жестким, «рабочим» тоном Второва. Банкир аж подпрыгнул, кажется, ссутулился и натянул улыбку, фальшивую, как реклама вкладов и кредитов. А я только сейчас почуял, что в разговоре уже отошло назад правое плечо, подбородок приблизился к груди, левая нога сама собой передвинула носок чуть внутрь, вставая в «треугольник» стойки, уши прижались, а шерсть на холке наоборот поднялась. Это я что, собирался только что насовать в овал лица президенту правления банка из первой тройки⁈ «Ты был готов поставить на место зарвавшегося купчишку-хама единственным понятным ему способом» — мгновенно отозвался внутренний реалист тем тоном, который я впервые услышал от него в вечном кошмаре вне вселенной, куда меня запулил обозлившийся шаман. И он опять был предельно убедителен, я аж кивнул. Левее и чуть впереди Михаила Ивановича стоял вечно невозмутимый Федор, и провалиться мне пропадом, если на его лице была не одобрительная усмешка!

Тут сверху раздались новые голоса, и в окружении пятерки плотных, но пластичных, как тигры, мужиков, к нам спустился последний участник приключенческого поисково-обогатительного отряда. Седой, с большими залысинами, в возрасте, но двигался он так же плавно, как и его сопровождающие. Слово «конвой» в контексте этого человека никак не гармонировало. Он пожал руку нефтянику, кивнул Толе и киношнику, а со Второвым обнялся, как с родным или очень близким другом. Федору, кстати, тоже руку пожал.

— Знакомься, Саня — тот самый Дима Волков, — подвел Михаил Иванович ко мне нового кладоискателя. Тот повернул ко мне приветливое лицо, на котором двумя пулеметными дулами резко контрастировали глаза. Вроде бы и голубовато-льдисто-водянистые, но совершенно точно таящие за собой такую тьму, куда упаси Бог даже попробовать заглянуть.

— Наслышан, наслышан, как же! Рад знакомству, Дима, — и он протянул мне ладонь. Такую же жесткую, как у Второва, только еще и холодную. Я пожал ее и вежливо ответил:

— Здравствуйте, Александр Васильевич, приятно познакомиться.

Внутренний реалист не сводил глаз с собеседника, иногда тер их кулаками и втихаря щипал себя, чтобы проверить — наяву ли? Внутреннего скептика не было. Он как увидел спускающуюся в наш овраг делегацию и ее главу — так сразу развернулся на пятках и со словами: «Не-не-не-не-не-е-е!» поспешно ушел прочь. Прямо по воде, против течения. Внутренний фаталист тут же выставил вперед руки, сложенные вместе запястьями вверх, и теперь растерянно протягивал их навстречу каждому, с выражением глубочайшего раскаяния на лице. И искренне надеялся, что его закуют в кандалы и запрут в камере, пусть и обычной, не бронированной. Но тогда хотя бы уже не надо будет отовсюду ожидать подобных сюрпризов.

Года три назад нас с главным редактором занесло на какое-то крайне закрытое мероприятие, которое надо было «подсветить» в прессе для отчетности. Территория была закрытой даже по меркам Барвихи, где на каждом дереве по две камеры, а за каждой дверью — строгий дядя с пистолетом. Был юбилей какого-то фонда, созданного «ветеранами специальных служб», как расплывчато пояснил главред. Вряд ли ему самому сказали что-то еще о цели и месте визита. Нас провели каким-то длинным тусклым коридором, потом — через зал, где висели портреты кисти одного из самых известных художников-портретистов современной России. На почетном месте, в центре и чуть выше прочих, был и этот старик, с пулеметными дулами вместо глаз. Он и оказался директором и основателем фонда, отдавшим все сознательные годы служению Родине такими делами и в таких местах, спрашивать и