Сыны Триглава - Андрей Игоревич Каминский

рук врага топор, Стюрмир попытался подрубить им ноги противника. Проворно отскочив, тот наткнулся на лезущего сзади собрата и, на миг потеряв равновесие, напоролся на меч фриза. Справа и слева, кипел такой же ожесточенный бой и на время фризам удалось отбросить лангобардов. Однако все новые и новые враги с громкими воплями ломились через терновые заросли, не обращая внимания на рвущие тело колючки, упорно, словно муравьи, лезли на завалы, преграждавшие им путь.

Ростислав, видя сколько людей гибнет пока его войско пытается атаковать в лоб, приказал искать обходные пути. Эту вылазку возглавил Моймир — но первые же тропки, которыми он пытался разведать дорогу, оказались перегорожены хитро прикрытыми «волчьими ямами» с утыканными кольями дном. Отчаянное ржание лошадей со сломанными ногами и распоротыми кольями животами, перемежались воплями людей, на которых падали увесистые бревна, когда рвались закрепленные на земле хитроумные растяжки. В ряде мест конникам удалось прорваться, но тут же они столкнулись со стрелами засевших в засаде и еще не вступавших в бой сленжанских лучников.

Но мало-помалу численный перевес делал свое дело: аваро-моравы, прорвав первую линию засек, уткнулись во вторую — еще более неприступную, возведенную еще в боги знают какие времена, где сквозь завалы уже успели прорасти молодые деревья. С другой стороны, конникам кое-где удалось пробиться вперед — и все чаще на сленжан и фризов из-за лесной завесы с диким воплем обрушивался смуглый всадник в косматом одеянии, наотмашь рубя саблей всех, кто попадался ему под руку. И хотя нередко такая атака заканчивалась на острие копий и рогатин, распарывавших брюхо коню, пока славяне добивали упавшего всадника, все больше становилось понятно — Пшесека падет еще до заката.

— Отходим! — рявкнул Стюрмир, сразив очередного врага, — да побыстрее.

Одновременно он, склонившись, шепнул на ухо соратнику несколько слов — и тот, понятливо усмехнувшись, защелкал кресалом. Меж тем остальные сленжане, вместе с фризами и вендами, спешно откатывались на север, с плеском и брызгами бросаясь в воды Ныса-Клодзки. Моравы и авары, увидев, что враг бежит, с торжествующими воплями устремились вперед — сейчас их натиск сдерживал лишь сам лес: все еще густой, переплетенный зарослями терновника, перекрытый завалами засек и ловушками волчьих ям. Чтобы избежать скученности, вражеские всадники устремились по разным тропкам и вскоре потеряли друг друга из вида, рассеявшись по Пшесеке. Ростислав, срывая голос, пытался остановить их, однако его воины, воодушевленные видом бегущего противника, уже не слушали его.

Моймир возглавил один из таких отрядов: успешно миновав смертоносные волчьи ямы и даже не потеряв коня, сразив с десяток вражеских воев, он неожиданно для самого себя оказался на речном берегу, где столкнулся с отступающими фризами. Глаза его хищно вспыхнули и он, пришпорив коня, устремился на Стюрмира.

— Умри, язычник! — пафосно крикнул молодой князь. В горячке боя он даже не заметил, что сильно оторвался от войска брата, выскочив на берег лишь с горстью людей, в которых уже летали стрелы с северного берега Ныса-Клодзки. Стюрмир, усмехнувшись, взял из рук соратника длинное копье, и дождавшись когда моравак подъедет достаточно близко, метнул его. Кованное из лучшей вендской стали острие пробило грудь лошади, конь заржал, повалившись на бок, придавив не успевшего высвободиться из стремян юношу. Когда ему все-таки удалось это, подоспевший Стюрмир оглушил Моймира ударом палицы.

— Возьмем его с собой, — усмехнулся он своим воинам, — и поторапливайтесь — здесь скоро будет изрядно жарко.

Эти слова оказались вовсе не иносказанием — пока фризы, чуть ли не вплавь тащили через реку бесчувственного Моймира, над густым лесом поднимались клубы черного дыма, отовсюду слышался треск горящего дерева. Вместе с прочими дарами, Стюрмир принес князю сленжан и несколько сосудов с горючим маслом, тем, что горело в маяке Венеты — и сейчас этот подарок пришелся как нельзя кстати. Отступая, венды и фризы полили горючей смесью отдельные участки на засеках и подожгли их. Лес, изрядно просушенный за время летней жары, занялся быстро и дувший с севера, — от самой Сленжи, — ветер, тут же подхватил огонь, погнав его на застрявших, рассеявшихся по лесу аваров и моравов. В считанные миг Пшесека превратилась в огненную ловушку — пожар, словно свирепое рыжее чудовище мчался по вершинам деревьев, стелился под ногами перепуганных лошадей, становясь все больше с каждым пожранным человеком. Удушливый дым полз по лесу, сбивая с толку людей и лошадей, мешая им выбрать верное направление и направляя по дороге, казалось бы, ведущей к спасению, прямо в пасть огненной смерти.

Ростислав не подался всеобщей панике — хотя и ему, как и многим, разгоревшееся повсюду пламя отрезало пути к отступлению. Стоя посреди охваченной огнем поляны, князь сошел с отчаянно ржавшего коня и, преклонив колени вместе со своими воинами, истово молился, повторяя слова вслед за стоявшим впереди монахом:

…будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных… Обильный дождь проливал Ты, Боже, на наследие Твое, и когда оно изнемогало от труда, Ты подкреплял его…в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей…

Губительный жар уже опалял его лицо и волосы на лбу скручивались от близости пламени,