Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

по прозвищу Глен стали его самыми близкими доверенными людьми. Когда собралось достаточное количество доказательств для того, чтобы упечь Бота как минимум на пару-тройку пожизненных, решено было взять его на очередной сделке в Израиле, где за подобные преступления, да ещё вкупе с убийствами подельников предусмотрены именно такие сроки заключения, а договориться с судом или подкупить его практически невозможно. К тому же, я находился на своей территории, мне и карты в руки. Но задержать Бота с Гленом мы так и не смогли. Уходя от полицейской погони, Бот разбился в автомобиле насмерть, а Глен сумел скрыться. И тут-то как раз сыграло наше знакомство с профессором Гольдбергом. Мне удалось побывать с его помощью в загробном мире и выяснить у Бота, вернее, у его души место, где Глен мог прятаться. В результате Дзагоев был арестован, а преступная сеть ликвидирована.

– Может, это простое совпадение? – тяну с надеждой. – Мало ли людей с фамилией Баташов на свете?

– Наверное, немало, но не все признаются, – тут шеф сделал многозначительную паузу, – что у них есть ещё и прозвище Бот. А после некоторых весьма любопытных высказываний российские полицейские решили от греха подальше передать этого бомжа спецслужбам. А уж те обратились к нам.

– Что же он такое страшное высказывал? Насколько помню, из настоящего Бота вытащить какую-то информацию было совершенно невозможно. Он-то прекрасно знал, к чему приводит пустая болтовня…

Дрор невесело усмехается и смотрит мне в глаза:

– Если не ошибаюсь, мы сейчас подумали с тобой об одном и том же, а? То есть и здесь, вполне вероятно, приложил руку наш живчик-профессор? И твой покойничек Бот всё-таки добился своего – вернулся в наш грешный мир?

– Не приведи господь, хотя… может, и так, – мрачнею всё больше и больше. – Однако нестыковка получается. Если этот человечек действительно Бот, в чём я пока очень сильно сомневаюсь, то он мог, опять оказавшись в нашем мире, заняться только своим любимым промыслом, то есть торговлей наркотиками. Ну, и ещё оружием. Но без особого шума. Тем более, каналы поставок и кореша у него наверняка сохранились до сих пор. Да и денежные заначки где-то припрятаны. О чём же таком невероятном принялся петь в районной полиции рязанский бомж? Извините, но это не уровень настоящего Бота!

– У меня тоже мелькала такая мысль, – соглашается Дрор, – но наши российские коллеги настоятельно просят помочь разобраться в сложившейся ситуации. У них есть, конечно же, общая информация о том, чем занимался настоящий Бот при жизни и как он погиб, но подробности гибели только у нас. До сегодняшнего дня они им были просто ни к чему.

– А нам-то сегодня зачем весь этот геморрой? Ни мёртвый, ни живой Бот, по большому счёту, не имеет никакого отношения к Израилю, тем более, бомж, о котором вы говорите, сейчас в России, а не у нас. Да и нет ни малейшей уверенности в том, тот ли это Бот, к реинкарнации которого приложил руку наш Гольдберг. Вполне вероятно, что реальный бродяга слышал краем уха какие-то байки про настоящего Баташова и решил привлечь внимание к собственной занюханной персоне, выдавая себя за него. А может, даже подрабатывал у него когда-то мелким дилером. Хотя общение с уличными бомжами – не уровень Бота.

Дрор снова пробегает взглядом бумаги и даже тыкает в одну из них пальцем:

– Нам пишут, что этот бродяга в разговорах с работниками ФСБ выдавал такие вещи, которые мог знать только настоящий бандит, и даже никто из его окружения такого знать не мог. Придумать это, сам понимаешь, невозможно: точные даты, имена, названия мест…

– Скажите откровенно, господин майор, вы тоже думаете, что профессор Гольдберг дошёл до того, что переселил покойного Бота в тело какого-то немытого бомжа? Опять же повторяю, не его уровень. Какая ему с этого выгода? Да и настоящий Бот, насколько я его помню, вряд ли согласился бы на такую реинкарнацию.

– Не знаю. Но если к нам обращаются российские коллеги… Притом, заметь, это не моя инициатива начинать расследование, а приказ с самого верха. У них там тоже какие-то соображения.

– Ах, уже и расследование начато… Ну, и что мы можем сделать для них? Прикажете взять за руку профессора Гольдберга и потребовать выложить все свои секреты без утайки? А потом заставить вернуть Баташова в исходное состояние – на тот свет? Так это в Рязани могут спокойно сделать и без нас – по-тихому завести в каземат и хлопнуть в затылок из пистолета.

– Думаю, этого ни у кого в планах нет. Просто всем, в том числе и нам, хочется внести ясность в эту странную историю…

Честно признаться, мне совершенно не в кайф снова лезть в эти крайне неприятные для меня разборки давно минувших дней. Хотя и не бывает в полиции расследований, заниматься которыми приятно и комфортно, да и публика, с которой начинаешь общение, чаще всего не из высших кругов общества. Тот же Бот… если он и в правду выплыл из небытия.

Дрор потягивается, сидя в кресле, и откровенно зевает:

– Возьми бумаги и внимательно изучи, потом вместе выработаем дальнейшую тактику. Кстати, – он делает эффектную паузу и как бы невзначай замечает, – этот занюханный бомж очень настоятельно требовал у наших российских коллег, чтобы к нему доставили именно тебя, а не кого-то другого, потому что ты и в его подчинённых когда-то ходил, и у него к тебе якобы есть дело, не терпящее отлагательств. Он ФСБшникам и имя твоё называл… Уловил, Дани, пикантность ситуации?

Вернувшись к себе, мрачно усаживаюсь за документы, которые передал мне Дрор, заранее предполагая, что ничего хорошего в них не обнаружу, раз уж там есть упоминание обо мне. Как правило, ни одного путного слова в мой адрес в бумагах от вышестоящего начальства до последнего времени ещё ни разу не написали.

Но читать тут особо нечего, Дрор вроде бы сообщил в разговоре обо всём. В документе, конечно, нет прямого требования срочно отправить полицейского лейтенанта Даниэля Штеглера в командировку на встречу с этим властелином помоек, но интуиция уже подсказывает, что ею всё и закончится, и вышеозначенному полицейскому предстоит исследовать российскую глубинку, куда его совершенно не тянет. За годы, что я прожил в Израиле, всякое со мной происходило, и поначалу я действительно сильно тосковал по стране исхода, а потом неожиданно понял, что тоскуешь-то в большей степени не по географической точке на земном шарике, а по оставленным друзьям и знакомым. Со временем я приобрёл в Израиле новых друзей, а старые, с которыми первое