Ментальная кухня 4 - Максим Злобин

блин! И разрежено всё вокруг так, будто земля ничего не стоит, и натыкано без оглядки на префектуру, и зелено до невозможности, и небо видно. По осени оно, возможно, и неказисто, но вот сейчас — красота неописуемая. Даже суровые дядьки тайники разулыбались глядя на то, как смело одуванчики пробиваются сквозь асфальт.

— Кажется, пришли.

За перекрёстком показалось что-то типа торговой площади. Пыльная парковка без намёка на асфальт, прямо на ней ларёк с шаурмой, там же полосатые торговые палатки, там же домик с надписью «ДРОВА», и два двухэтажных торговых центра через дорогу друг напротив друга. Фасады сплошь в вывесках; чего тут только нет. Но нас по плану Агафоныча интересовал магазинчик со спецодеждой.

— Так, — я хлопнул в ладоши, огляделся ещё раз и начал командовать: — Мужики, — сперва я обратился к ребятам Сидельцевой. — Вы давайте-ка дуйте, поищите годную жаровню и какую-то изоляцию, чтобы можно было на палубе установить. Мы с Мишей за продуктами. Катя?

— Да?

— В цветочный. Борис Борисович велел, чтобы у гостей по каютам всегда были цветы, и пора бы их уже освежить. Петя, помоги Кате. Байболотовы в хозяйственный за жидким мылом, а Гио… ты, вроде, хотел себе новый китель посмотреть?

— Было, — кивнул Пацация.

По дороге я при помощи менталки вколотил ему в голову эту мысль. Объясняться словами было нельзя.

— Ну вот и шуруй.

— Стоп! — скомандовал один из сотрудников Канцелярии. — Вы это что же, разбежаться решили?

— Мы решили сэкономить время стоянки, — с вызовом ответил я. — Уважаемый, все наши телефоны остались на борту «Ржевского». И документы, кстати, тоже. Быстрей закупимся, быстрей вернёмся, и быстрей отчалим. Нам всё это тоже не особо нравится.

Со скрипом, но предложение было принято, и мы разбрелись кто куда…

* * *

Удивительно, но в магазине спецодежды пахло спецодеждой. Лёгкий фабричный аромат полиэстера, лёгкие нотки пластика, резины, да ещё духота. Жужжание вентилятора было слышно ещё издалека, но он явно не помогал против сегодняшней жары.

Дозвенел колокольчик над входной дверью и тут же грубый мужской голос рявкнул на Гио:

— Закрыто!

Из подсобки вышел хмурый барон Ярышкин.

— А… это ты. Тогда открыто.

— Владимир Агафонович? — сперва удивился Гио.

— Да-да, это я…

Тут же Пацация заметил кудрявую седую бабульку, что молча сидела за кассой. Глаза стеклянные и лицо, что называется, на ноль — ни единой живой эмоции. Руки на коленях, губы сжаты в полоску, а взгляд куда-то внутрь себя. «Опять эти ментальные штучки», — подумал Пацация.

— Вася объяснил, что нужно делать?

— А должен был?

— А-а-а-ай! Да что же вы все… никакой организации. Так! Короче! — Владимир Агафонович обошёл Гио, закрыл входную дверь на ключ и зашторил жалюзи. — Сейчас мы с тобой будем снимать фильм.

— Фильм?

— Ну не совсем фильм, — Его Благородие достал телефон. — Скорее видеообращение. Запишешь пару ласковых тому бедняге, у которого ты жену увёл…

— Владимир Агафоныч!

— А что «Владимир Агафоныч»⁈ Не так что ли дело было⁈ Ты не спорь давай, а делай! Сперва наговоришь гадостей, а под конец что-нибудь крутое. С вызовом. Мол, я готов к встрече, ты знаешь где меня искать, я не боюсь, приходи если не ссышь… видишь сколько я вариантов уже с ходу накидал? Так что давай, погнали, времени в обрез.

С тем Ярышкин включил запись и уставил объектив на человека-грузина, а тот:

— Э-э-э-э…

— Гио, соберись.

Нет! Суть задания была предельно проста и понятна. Однако вот так, с наскока, без подготовки и суфлёра Пацация потерялся.

— Привет, Павел, — сказал он, улыбнулся и помахал в камеру рукой. — Ты гад.

— Так, — Его Благородие тяжко вздохнул и опустил телефон. — Начало вот прямо как надо, одобряю. Звучит как издёвка. Можно ещё добавить: «надеюсь, у тебя всё хорошо». А вот дальше очень плохо, попробуй-ка ещё раз.

— Привет, Павел! Надеюсь, у тебя всё хорошо! Ты дурак…

— Стоп! Ёптумать, Пацация! Ну ты ещё «негодник» скажи! Ты вообще когда-нибудь обижал людей⁈

— Ну я…

— Ну-у-у, я-я-я-я, — передразнил Ярышкин. — У тебя такая благодатная почва для сарказма! Ты же человеку рога наставил; ты ведь его уже считай, что унизил ниже плинтуса! Вот и танцуй от этого! Давай, поехали!

— Привет, Павел! Надеюсь, что у тебя всё хорошо! Я наставил тебе рога и унизил ниже плинтуса…

— Да не надо ЭТО говорить! Пацация⁈

— Что?

— Разозлись, б****ь!

— Я не могу.

— Разозлись, я сказал! Вспомни что-нибудь обидное!

— Что?

— Да что угодно! — Его Благородие на секунду задумался. — Хинкали твои — говно, вот что!

— Это неправда, — с явно что проработанным спокойствием ответил Гио. — Я знаю, что это не так и вам не удастся меня задеть.

На какое-то время повисло молчание. Жужжание вентилятора, сопение бабушки-кассирши, да ещё детские радостные визги, доносящиеся из открытого окна, — кажется, малышня Вытегры по поводу жары наделала себе брызгалок.

— Попробуем ещё раз, — сказал Ярышкин. — Повторяй за мной: «я трахнул твою бабу».

— Я трахнул твою бабу, — от такой грубости Пацация невольно поморщился.

— А теперь так же, но на камеру. И харю не криви. Поехали!

— Привет, Павел! Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я трахнул твою… Владимир Агафонович, это крайне неуважительно по отношению к Рите! Можно я скажу, что занимался с ней любовью? И слово «баба»… оно… м-м-м-м…

— Ну п****ц, — Его Благородие засунул телефон обратно в карман. — Я всё понял. Иди сюда, вместе текст писать будем.

После Ярышкин силой мысли прогнал бабушку в подсобку, нашарил за кассой тетрадь, что служила для учёта наличности, как в школе вырвал из её центра двойной листочек и… внезапно для самого себя завис.

— И где только Еремей Львович, когда он так нужен? — задумчиво спросил он, покусывая ручку.

На словах Лев Толстой, а на деле вовсе нет. Внезапно оказалось, что набросать подобный спич не так-то просто и, наверное, было бы неплохо озаботиться этим заранее. Однако время поджимало, нужно было действовать, и тут Владимиру Агафоновичу в голову пришла гениальная идея.

Всё это время он знал нужных людей. Людей, которые возвели скабрезность в абсолют и на унижении ближнего своего съели собаку.

— Чумно-о-о-ой! — весело закричал Салоимитатор.