Шарлатан - Квинтус Номен

Еда там, правда, была довольно скудной (в плане меню): обычно там подавали какую-нибудь кашу (причем, что меня удивляло, в основном рисовую), чай (настоящий, но грузинский) с сахаром — и все это обходилось рабочему заметно дешевле рубля. Так что да, десятку я дома оставил, а спать лег с чувством выполненного долга: мать закупила для детского сада чуть ли не тонну проса и два мешка риса. Причем с рисом совсем уже смешно получилось, его забрать заведующая кооперацией мать уговорила. Ей действительно нужно было поскорее амбары освободить.

Хотя до урожая было далеко, амбары все старались освободить к началу июля, а при возможности — и раньше. Потому что подготовить амбар к приему следующего урожая было делом довольно долгим. Амбар следовало вычистить, вымыть, просушить, протравить и снова высушить. А окон-то в них не было, сквознячок там для быстрой просушки не устроить, и даже двери настежь открытыми держать было нельзя, чтобы пыль с улицы не налетела — вот и уходило на эту работу до двух месяцев. А в Ворсме просо все же особой популярностью не пользовалось: пшено в магазинах продавалось всегда, а лишние копейки за то, чтобы с крупорушкой не маяться, никто великой тратой не считал. Так что хоть в этом повезло, и единственное, о чем я пожалел, засыпая, так это о том, что мама довольно много денег потрать так и не смогла. Ну не стала она консервы для детей покупать, и даже если бы я ее попросил, все равно не стала бы…

Но все же спасть я ложился не со спокойной душой. Да, я сумел обеспечить кишкинских детей лишними продуктами за следующую зиму — но ведь это означало, что кому-то в Ворсме продуктов не достанется. И даже возможно, что кто-то зимой от голода помрет… хотя вряд ли, город небольшой, почти у всех городских в окрестных деревнях родня имеется, и они не дадут уж совсем помереть. А вот в том, что в лесу нашем грибов станет куда как меньше, я был уверен абсолютно. Это раньше жители поселка в «наш» лес не ходили почти, так, по своему краешку грибы собирали, да и то разве что детишки. И не потому не ходили, что лес был «наш» (хотя так уже больше века считалось), а потому, что в другую сторону от Ворсмы и лес был гораздо большим, и грибы там росли погуще. Но когда каждая калория на счету, то никто на «традиции» внимания точно обращать не будет. Впрочем, эта проблема была, вероятно, самой мелкой в ближайшие годы…

Все же я уснул, и мне даже вроде сны страшные не снились. И проснулся, хотя и с первыми петухами, но вполне выспавшись. Проснулся, оделся, захватил с собой Вальку, Настюху, Колю и Ваську младшего — и пошел с ними в лес по грибы. Как там, война-войной, а обед-то по расписанию! Так что мы пошли за грибами, и я сказал, что брать сегодня нужно все грибы, даже сыроежки-мокрушки (которые чаще всего народ не брал: возни с ними много, навару мало, да еще они уже в корзине крошатся) и кулачки (так в деревне называли валуи). И в лес мы пошли, взяв корзины «бельевые», а грибной сезон только начался — так что вернулись мы в деревню хотя и с полными корзинами, но уже часов в восемь, когда, понятное дело, все в доме уже позавтракали. А мы — еще нет, и я сразу пошел жарить мокрушки: для них я даже отдельную корзинку взял, ту, которую мне отец давно еще сплел, маленькую — но этих грибов нам на завтрак должно было хватить. А две полные корзины были набиты кулачками, и я вообще-то ждал, что мама за эти грибы меня ругать начнет — но никто на эти корзины и внимания не обратил. И вообще, не только дома, но и во всей деревне ощущалось какое-то напряжение. То есть пока еще «никто ничего не знал», но какие-то слухи уже просочиться в деревню успели…

Народ нервничал, а я, позавтракав и удивляюсь собственному спокойствию, вытащил на двор «чистый» бак (была у нас в доме такая здоровенная, ведра на два эмалированная кастрюля, снаружи вся, конечно, закопченная, но внутри именно чистая, поставил ее на летнюю печку, в баке этом отварил валуи (много из было, пришлось в два захода это проделать), и засолил собранное в двух больших, еще дореволюционных «двенадцатифунтовых» банках. Как валуи солить, я знал, а соли было сколько угодно — только топориком соляным махай и бери ее, а засолил грибы, прикрыв их в банке хреновыми листьями (вообще-то на обе одного листа хватило). А закончив с засолкой (я при этом на ходики-то поглядывал время от времени) позвал Ваську-большого, мы с ним вдвоем (то есть он нес, а я командовал куда) вытащили наш приемник на крыльцо. К этому времени почти вся деревня уже собралась на площади возле колодца и что-то обсуждала. Но когда я приемник включил (минут без пятнадцати полдень), на площади установилась тишина. И все до полудня так молча (и практически даже не шевелясь) и простояли.

Ну а что было потом, всем (точнее, пока лишь мне одному) было давно известно: выступил товарищ Молотов, сказал, что было убито уже более двухсот человек, обозвал фашистов всячески и закончил всем известными словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Когда речь Молотова закончилась, я радио выключил, а когда некоторые мужики закричали, чтобы я обратно включил, вдруг еще чего скажут, я сказал Ваське радио уносить обратно, а собравшимся на площади людям ответил так:

— Ничего нового они не скажут, там, в Москве, еще сами толком не знают, что на границе происходит, но товарищ Молотов главное уже сказал. У нас началась война, и война эта будет очень тяжелой. Там товарищ про двести убитых сказал, так это он только чтобы народ успокоить. Фашисты уже убили много тысяч наших людей, а убьют еще миллионы!

— Ну, допустим, про миллионы ты погорячился, — недовольно заметил дед Митяй, — но фашист — он парень серьезный, воевать любит и умеет.

— Вот именно! А чтобы его победить, бойцам на войне нужно и оружие, и патроны, и снаряды. Одежда и обувь, еда — и нашей первой задачей будет им все это дать. Я тут слышал, что кто-то уже собрался в город в военкомат идти, так забудьте: военкомат тоже пока инструкций не получил и тоже