Гиблое дело - Кори Доктороу

Официантка – она же, подозреваю, хозяйка, женщина лет сорока в ярком хлопковом платье и таком же платке – ошарашенно посмотрела на нас. Было видно, что она тщательно подбирает слова, стараясь не выдать неприятного удивления.

– О, мы не эфиопы, мы эритрейцы. Хайле Селассие… В общем, в Эритрее его не любят.

– Ох! – Фыонг прижала ладонь ко рту. – Простите, я думала…

– Нет-нет, ничего страшного. Это частое заблуждение. Об Эритрее мало кто знает. Там и народа меньше, чем в Эфиопии, раз в тридцать-сорок. А еда такая же. Но отношения между странами напряженные.

– Простите, пожалуйста, – повторила Фыонг. Женщина заверила ее, что все в порядке, принесла жаровню с ладаном, поджарила нам кофе прямо за столом, а потом ушла на кухню его варить.

– Так классно пахнет, – сказал я. – Если честно, я не фанат пить кофе перед сном, но свеженький эфиопский, обжаренный прямо у тебя на глазах…

– Эритрейский, – поправила она.

– Блин, – сказал я. – Точно. Прости.

За чашечкой кофе она рассказала мне о жизни в Лондоне, о том, как помогала эвакуировать здание парламента, когда Темза вышла из берегов, как работала над аварийным охлаждением во время сильной жары прошлым летом, как ее заставляли выносить тела пенсионеров из многоквартирных домов, где температура достигала пятидесяти шести градусов по Цельсию.

– Переведешь глупому американцу?

– Сто тридцать пять по Фаренгейту, – сказала она.

– У нас так каждое лето, – заметил я.

– Но здесь у всех кондиционеры. А в старых домах их нет. Приходится вентиляторами спасаться.

– Капец, – сказал я. – Капец.

Место на пахлаву нашлось, как и на кофе – зернистый, крепкий и очень вкусный. Она спросила, чем я занимался после выпуска, и я рассказал ей: о дедушке, об Ане-Люсии, о корабле. А потом вернулся в прошлое и рассказал заодно о крыше и Майке Кеннеди, и впервые с того дня эта история не вызвала во мне негатива – наоборот, мне понравилось, что я был в ней героем.

– Охренеть, – сказала она. – Серьезно. Кто бы мог подумать, что в старом скучном Бербанке такое отчебучат! – Я, видимо, нахмурился, потому что она уточнила: – Я что-то не то сказала?

– Прости, – ответил я. – Но мне нравится Бербанк. Это моя родина – приемная родина, ну да ладно. Это мой дом.

Она слегка улыбнулась – снисходительно, даже с насмешкой. Мне стало не по себе. Зачем я распинался перед едва знакомой мне девушкой, которая видела во мне деревенщину?

– Уж прости, чел. Но, признай, отчебучили знатно!

Тут я понял, о чем она, и с души свалился камень, хотя сердце по-прежнему колотилось.

– А, блин. Не, я не из-за этого расстроился. В Бербанке полно отмороженных старых нациков. Просто ты назвала его скучным. Но я люблю этот город. Люблю фестивали по пятницам. Люблю киноконцерты с живым оркестром в амфитеатре. Люблю наш парк. Лошадей. Магазинчики с хеллоуинскими украшениями. Винтажные комиссионки. Люблю школы, люблю людей. Люблю свою группу единомышленников. Всех, кто пришел помочь каравану. Черт, да даже студии! Редакторов, плотников, художников. Безумные лужайки под Рождество.

Она рассмеялась, но я понимал, что она смеется не надо мной, а со мной вместе.

– Да ты просто ходячая реклама. – Подобрав с тарелки остатки пахлавы, она облизнула пальцы, скользнув ими в рот, и по телу пробежала мелкая дрожь. – Знаешь, это все, конечно, прекрасно и замечательно, но я тебе так скажу: все время, пока я была в Лондоне, я только и думала, как бы здесь все переделать.

– Переделать?

– Ну, застроить. Нормально так застроить, не маленькими двухэтажками на восемь квартир. Высотками. Сейсмоустойчивыми небоскребами на сорок этажей, как в Токио. Собрать всех, кто живет западнее Калвер-Сити, переселить сюда, сделать большой мегаполис – как на Манхэттене, как раньше было в Коулуне, чтобы везде можно было добираться пешком, а потом подвести к самой окраине Анджелесский национальный лес, чтобы из центра города можно было выйти в дикий огромный лес, которому нет ни конца, ни края.

– Охренеть, – сказал я. В движении ее рук, в блеске глаз я сам видел картину, которую она описывала. – Погоди, а как же пожары?

Фыонг пожала плечами.

– От пожаров никуда не деться, – сказала она, – но в последнее время так много дождей, что стоит больше о наводнениях беспокоиться. Конечно, со всей хренью, которая сейчас творится, можно ждать все вместе и сразу, да еще и с очередной пандемией в придачу, куда ж без нее. Но ты сам подумай. Лучший способ предотвращения пожаров – это декарбонизация, а лучший способ декарбонизировать города – это уплотнить их и отдать как можно больше места растениям, животным и прочим природным поглотителям углерода. Прикинь, как будет классно взять за основу твой любимый корявый Бербанк и построить на его месте невероятный город, как в голливудских фильмах, только настоящий.

– Охренеть, – повторил я. – Просто охренеть.

Сразу скажу: Фыонг была потрясающе красивой. Она и раньше была шикарной – невероятно модной, высокой и умной старшеклассницей в глазах желторотого школьника. Но за четыре года с миротворцами она набрала мышечной массы и приобрела простую житейскую мудрость, которые только добавляли ей шарма. Даже без совместного ужина я бы не смог перед ней устоять.

Но сейчас, рассказывая о городе мечты, она превратилась в поразительной красоты Жанну д’Арк, провидицу, перед которой хотелось упасть на колени, ради которой хотелось отправиться в бой. Существовали на свете прирожденные лидеры, и она была среди них.

– Как было бы классно.

Улыбнувшись, она пожала плечами, и пульс подскочил. Она представляла, что со мной творит? Как я вообще оказался с ней за одним столиком? Да я самый везучий парень в Бербанке.

– Про аэропорт вообще молчу. Продолжить бы вместо него скоростную железную дорогу и переделать в музей вредных привычек погибшей цивилизации.

– Не хочешь пойти в мэры? Я бы за тебя проголосовал.

– Врать не буду, задумывалась на эту тему. Потому что я с тобой согласна, Брукс. Бербанк – особенный город. Он замечательный, в нем полно умных, творческих личностей, которые готовы делать, а не потреблять, и он политически независим. Не Лос-Анджелес, но рядом. Пусть делают что хотят, но мы не обязаны им подчиняться. Мы – свободный город. А власть – классная игрушка.

Мне захотелось ее обнять.

– Можно рассказать тебе кое-что личное?

Она напряглась.

– Да можно, наверное.

– Прости, я не подразумевал ничего такого. Хотя… – Я сглотнул. – Если честно, я об этом думал. Ну, просто к твоему сведению.

Сил посмотреть ей в глаза не нашлось. Неужели я правда признался?!

– Но сказать хотел не это, – поспешно добавил я. – Но все равно