Побочный эффект - Вадим Юрьевич Панов

Мужчина за соседним столиком не сдержался и, словно невзначай, погладил бедро демонессы. Она оказалась не против. Спутница мужчины тоже. И разговор потёк ещё оживлённее.

— Они используют красоту, чтобы сделать зло притягательным.

— Иначе быть не может, — с улыбкой ответила Альбертина. — Зло отвратительно по своей сути, оно отталкивает даже тех, кто насквозь им пропитан, и потому вынуждено маскироваться, прятаться за красотой.

— Как они прячут генофлексом свои внешние уродства и недостатки, — прошептал Кравец.

— И это тоже.

— То есть внутри они все злы.

Несколько мгновений Альбертина смотрела спутнику в глаза, а затем неожиданно спросила:

— Эдди, почему ты не веришь в добро?

— Наверное, потому, что знаю людей, — сразу же ответил Кравец. Он не ждал вопроса, но был готов к нему.

— Ты их не знаешь, — не согласилась Альбертина. — Всё твоё общение ограничено нашим кругом.

— С ними я тоже общаюсь.

— Но ты не живёшь среди них.

— Этого ещё не хватало, — проворчал Кравец, вновь переводя взгляд на соседний столик: официантка приняла приглашение и расположилась между гостями. Мужчина попросил другую официантку принести шампанское. — Ты права, Альбертина: зло делает всё, чтобы выглядеть притягательно. Зло старается доказать, что «оно такое же, как добро, только ему не повезло с пиаром», при этом очерняет добро, чтобы занять его место. А генофлекс идеально этому способствует. Генофлекс штампует красоту, низводя её до повседневности, оборачивает зло в красивую обёртку и переманивает людей на тёмную сторону. А это неправильно, это путь в никуда. — Кравец вздохнул. — И ты не права: я верю в добро, но не верю в то, что оно достаточно сильно для победы над злом, и сделаю всё, чтобы оно не исчезло из нашего мира.

Подобного заявления — страстного, почти программного, владелица «MechUnited» от спутника не ожидала, поэтому ответить ей было нечего. Она ограничилась ничего не значащей улыбкой, глотком вина и вопросом:

— Что мы здесь делаем?

— Хотел показать тебе место, где бурлит жизнь.

— Ты называешь это жизнью?

— Оргия начнётся ровно в полночь. И поверь, здесь будет на что посмотреть и в чём поучаствовать.

— Ты действительно хочешь на мне жениться? — Альбертина вопросительно изогнула бровь. Но вопрос задала шутливым тоном.

— Мама сказала, что нашим семьям давно пора породниться.

— Ловко вывернулся.

— Ещё нет, ты ведь спрашивала обо мне. — Кравец помолчал. — Но я согласен с мамой: наша свадьба будет выгодна всем. Кроме того, пора заводить детей, чтобы начать, в конце концов, пользоваться побочным эффектом. — И машинально посмотрел на себя в ближайшее зеркало. Судя по всему, Эдмонду не нравилось, как он выглядел.

— Надоело ходить в зал и глотать таблетки?

— Хочу вывести пару бородавок, — пошутил Кравец. Но до тех пор, пока он не обзаведётся тремя официальными детьми, бородавки придётся выводить дедовским способом, без генофлекса — таким было жёсткое правило семьи. — Что скажешь?

— Ты наконец-то делаешь мне предложение?

— Рано или поздно тебе придётся стать честной женщиной.

— Давай не сегодня ночью?

Несколько мгновений Кравец разглядывал Альбертину, после чего отсалютовал ей бокалом:

— Договорились.

* * *

— Прекрасный вид, — прошептала Джада.

— Тебе правда нравится? — в тон ей спросил Паскаль.

— Конечно.

— Я очень рад. — Он мягко обнял девушку. Точнее, чуть крепче обнял, поскольку они прижались друг к другу почти сразу, как вышли на площадку Воробьёвых гор и остановились, разглядывая лежащую перед ними Москву. — Я люблю это место, потому что с него открывается естественный вид и можно с лёгкостью представить, как сотни лет назад здесь стояли совсем другие люди и смотрели на реку, поля, рощи… И только далеко-далеко, почти у самого горизонта, виднелся город: церкви, дома, Кремль…

— И они не знали, что ждёт их потомков. Не представляли, каким станет мир, — тихо произнесла Джада.

— А ты сейчас думаешь о том, что ждёт наших потомков? — с едва различимой улыбкой поинтересовался Паскаль.

— Нет. — Она тихонько рассмеялась. — Я просто наслаждаюсь видом.

На обыкновенный современный город с небоскрёбами, массивными и тонкими, переплетением автострад и наземного метро; бесчисленными огнями окон, фонарей, реклам и вездесущих дронов… На современный и одновременно старый город, ухитрившийся сохранить хоть что-то от того, каким он был когда-то, и продолжающий дышать воспоминаниями под панцирем бетона и стекла.

— Что это за красная башня с жёлтой верхушкой?

— Это не башня, — ответил Паскаль. — Это колокольня с золотым куполом — колокольня Новодевичьего монастыря.

— Красивая.

— Поэтому и оставили.

— Все жёлтые верхушки — купола?

— Да.

— Много, — помолчав, сказала Джада.

— Московских церквей было ещё больше. Их было сорок сороков. — Паскаль вздохнул. — И колокольный звон разносился по улицам и площадям, пролетал над полями и рекой, утыкался в Ворьбьёвы горы и взлетал к небу, где ему место.

— Взлетал, — очень тихо повторила девушка. — Спасибо, что привёл меня сюда.

— Спасибо, что согласилась прийти.

— Как я могла отказать?

— Сказать «нет».

— Нет.

— Почему?

— Я поняла, что с тобой будет интересно.

— Потому что я много знаю?

Джада помолчала, а затем слегка откинула голову, чтобы затылком коснуться плеча стоявшего чуть позади Паскаля.

— Я поняла, что хочу пойти с тобой.

— А я захотел пойти с тобой.

— Ты ничего обо мне не знал. И не знаешь.

— Свидание — идеальный способ познакомиться.

— Мы узнаем только то, что расскажем друг другу.

— Разве этого мало? — мягко поинтересовался Паскаль. И прежде, чем Джада ответила, спросил: — Мне показалось, ты растерялась, услышав предложение встретиться.

— Я не ожидала, — призналась девушка. И торопливо добавила: — Я уже ходила на свидания.

Торопливость показалась странной, однако развивать тему Паскаль не стал, продолжил мягко:

— Чем ты занимаешься?

— Я… — Вопрос почему-то заставил Джаду задуматься. — Я помогаю отцу.

— Ты говорила.

— Хочешь точный ответ?

— Да.

— Зачем?

— Мне интересно.

Что может быть естественнее его вопроса и его ответа?

— Я занимаюсь аналитикой, — подумав, ответила девушка.

— Его доппель не справляется?

— У меня получается лучше.

— Немногие могут этим похвастаться.

— Многие, — сказала Джада. — Люди тратят на анализ больше