Братья по крови - Юрий Артемьев

и Андропова. Не произойдёт событий, которые были в моём времени, и я даже не знаю, что здесь творилось в последние лет десять. Вот это мы с Лёхой попали так попали.

* * *

Всё зависит от того, когда Шелепин встал во главе КПСС.

Если в шестьдесят четвёртом, то это тот же самый переворот, что был и в нашем мире. Ведь и у нас Шелепин был одним из инициаторов смещения Хрущёва. Только Брежнев со товарищи оттёр его от трона, чтобы надолго усесться туда самому.

Если же это произошло позже, то Шелепину уже пришлось смещать дорогого Леонида Ильича, а это совсем другая история развития событий.

Так что же произошло на самом деле? Мне нужно больше информации. Если я не смогу в этом вовремя разобраться, то мы не сможем и вовремя принимать какие-то решения. А без этого нам останется только тупо плыть по течению и проживать свою новую жизнь как обычным сиротам из детдома.

Да, пока ещё есть небольшая фора в виде способностей и знаний из будущего. Но она быстро кончится, если будущие события пойдут по другому руслу.

Что я могу? Пойти по проторенной дороге. Отслужить в армии, отучиться в институте, желательно на юриста, стать опером.

Ну а дальше… Как фишка ляжет.

А Лёха что? Армия. Думаю, что он снова сможет стать снайпером. А дальше? Армия или спецслужбы.

Получается какой-то парадокс, напоминающий петлю во времени. Перенестись в прошлое, чтобы снова шаг за шагом пройти по той же дороге с тем же успехом.

Мне такой вариант не нравится от слова совсем.

Что же делать?

1974 год, 8 июня, утро. Москва. Детская больница

– Ты чего, Саня? Совсем не спал, что ли? – спросил меня Лёха, когда его разбудили, запихнув под мышку градусник.

Эту обычную утреннюю процедуру я застал, не сомкнув глаз.

– Заснёшь тут, пожалуй…

– Да забей! Выпишут нас. Засядешь в библиотеку и всё выяснишь. Чего порожняк-то гонять туда-сюда?

– Лёша! Я тебя прекрасно понимаю. Ты всегда был практиком. One shot one kill. А я всегда старался копнуть поглубже.

– Я же не против. Копай! Только не перетрудись. Ты бы видел себя со стороны. Синяки под глазами. Сам бледный весь.

– Синяки мне в отделении милиции понаставили.

– Те уже почти сошли. У тебя под глазами мешки. И глаза красные, как у вампира.

– Днём высплюсь.

– Ну-ну…

Выяснилось, что у Лёшки температура нормальная, а у меня ниже нормы. Как выразилась медсестра, «упадок сил». Она ещё спросила, не поменялись ли мы градусниками. Потому что, судя по истории болезни, всё должно быть с точностью до наоборот.

Завтрак я проглотил, даже не заметив, что там было. А после завтрака всё-таки прилёг подумать.

Разбудил меня утренний обход врача, который заметил, что я плохо выгляжу.

Ну а после поспать мне не дал приход капитана Васина.

1974 год, 8 июня. Москва. Детская больница Разговор на лестнице

Меня снова вызвали поговорить тет-а-тет. Место уже было знакомое и привычное. Несколько часов назад я здесь болтал на всякие разные темы с девочкой Аней. А вчера примерно в это же время в том же составе, что и сейчас, мы тут прощупывали друг друга с капитаном. Я так и не понял его интерес ко мне и к моему брату. А он что-то не торопится делиться со мной информацией и задавать вопросы, которые конкретно его интересуют. Всё кружит, как ворон, вокруг да около. Пора бы его уже и подтолкнуть, иначе мы с ним совсем в эти шпионские игры заиграемся.

– Игорь Анатольевич! А почему мы всё время выходим из палаты? Могли бы и там поговорить. А то у меня уже язык болит брату пересказывать все наши с вами разговоры. Или вы думаете, что я от своего брата что-то скрываю?

– Я так не думаю. Мне просто надо было кое-что понять про вас с братом.

– А что с нами не так? Шибко умные? Или наоборот?

– Ладно. Слушай. Твоему брату делали операцию под общим наркозом. А от паров эфира люди иногда начинают разговаривать. Болтают всякую ерунду.

«Я так и знал. Братишка под наркотой „поплыл“ и что-то натрепал. Теперь бы подробнее узнать, что он наболтал. Чтобы думать, как выкручиваться из этой ситуации».

– И чего такого мой брат вам мог наболтать, что вы такое внимание этому уделяете?

– Тебе не говорили, что вы с братом разные?

– Конечно. И не раз. Мы с ним, как говорится, только на рожу и похожи. Но ему достались сила и ловкость, а мне в основном мозги.

– Не скажи. Ты тоже с противниками ловко расправляешься.

– Так я и не сказал, что мне достались только мозги. Я сказал – в основном. А ловкость у меня тоже присутствует. И силушкой природа не обидела вроде. Но у брата всё же ловчее получается иногда. Так что он вам там наболтал?

– Не мне. Врач услышал, как брат твой иностранными словами ругается.

– По-английски? Мы его в школе изучаем.

– Нет. В том-то и дело, что не по-английски. Врач тот долгое время работал в Средней Азии. Таджикским языком владеет и другие наречия знает немного.

– Игорь Анатольевич! Вы уж говорите всё как есть! Что такого мог Лёха сказать, чтобы нами заинтересовался КГБ?

– Начнём с того, что я не из КГБ.

– Вчера вы сказали, что не из милиции. Сегодня, что не из КГБ. Военную разведку вряд ли заинтересуют два подростка тринадцати лет. Так откуда вы? Если не хотите говорить, то и не говорите. Просто скажите: что вам от нас с братом надо?

– А ты очень хорошо информирован для подростка тринадцати лет, Саша.

– Читаю много.

– Тогда, может, ты мне объяснишь, что означают такие слова, как «шурави», «бача», «муджахет»…

– Мне кажется, что правильно будет «моджахед», хотя я могу и ошибаться.

– Вот как… Я не знал. А ты знаешь, что всё это значит?

– Знаю. «Шурави» – в Афганистане так называли всех советских. Это от слова «шура́», что в переводе с их языка на русский – «совет». «Бача́» переводится как «мальчик» или «парень», но может означать и «друг». А «моджахед», или «муджахид» – это буквально – борец за веру. Хотя наши называли их чаще басмачами или душманами. «Душман» в переводе – это «враг».

– И какие такие «наши» их так называли?

– Наши войска. В двадцать девятом и в тридцатом году на территории Афганистана воевали советские войска. Мы с братом книжку одну читали. Как раз про это время.

– Да? И что