Курс на СССР: На первую полосу! - Тим Волков

class="p1">'…под жестким контролем государства… не подпольная, а официальная прибыль, с которой платятся налоги, идущие в государственную казну, а не в карманы цеховиков, коррумпированных чиновников и бандитов…

Говорил ли так Тито, я, сказать по правде, не знал, излагал чисто свои мысли.

«… что касается сырья, то народным артельным и индивидуальным деятелям нужно дать доступ к качественным материалам через обычные государственные каналы. Чтобы можно было, к примеру, заказать партию добротной ткани, фурнитуру и все такое прочее по государственным ценам. А продукцию сдавать в магазин по договору. Потому как, в те времена магазины в СФРЮ были забиты никчемным барахлом, которое никто не покупает…»

Вот это я тоже не знал, придумал, как мне было надо.

«Нужно менять всю систему торговли, сказал Тито, делать ее гибче. Ликвидировать дефицит и снять клеймо „преступника“ с человека, который хочет работать и хорошо зарабатывать под строгим контролем государства… И вот теперь у нас часами стоят в очереди за югославскими сапогами и мебельными стенками „Спектр“. А ведь могли бы выпускать все это и сами! Коли б не уничтожил бы артели товарищ Хрущев во времена лихого волюнтаризма!»

Прочитав последнюю строчку, я довольно потянулся: вроде бы, ничего выходило. Главные мысли я изложил, теперь осталось лишь накидать букетиков о Югославии. Но, тут нужно было в библиотеку.

* * *

Заказав в читальном зале энциклопедию и нужные журналы, я открыл блокнот и принялся делать выписки…

— Привет…

Я резко обернулся… хотя уже догадывался, кто там. Ну, конечно же, Вероника. Юная поэтесса Вероника Тучкова. Не Тучка, и не Гроза. В газете-то стихи напечатали под ее настоящим именем.

— Здравствуй! Все Монтеня читаешь?

— Нет, — девчонка улыбнулась. — На этот раз Сартр.

— О! До Сартра добралась! — искренне удивился я. — А разве он у нас переведен? Или ты в подлиннике, на французском?

— Да нет…

Тихонько засмеявшись, Ника показала журнал «Вопросы философии».

Я подмигнул:

— Понимаю, следующие стихи будут философскими. Как там… «Мы диалектику учили не по Гегелю…»

— Саш, — девушка вдруг погрустнела. — Ты Пифа давно видел? Ну, Пифагора, из тусовки… Я ж в сад давно не хожу. С того концерта… Заглянула как-то, а все кривятся. Как будто я им что-то плохое сделала! Как будто кого-то предала!

— Никого ты не предавала, Вероника, — серьезно ответил я. — Наоборот, кое-кто предал тебя. А тусовка… Так сильно тебя привлекает?

— Да нет… Там Пиф просто, мы дружим… дружили… — девчоночка застеснялась и покраснела. — А так, что там сейчас и делать-то? Слякоть, снег…

— Увижу Пифа, передам, что ты про него спрашивала… — я подавил улыбку.

— Ты часто здесь? Да почти каждый день, после обеда.

— Понятно. Передам…

* * *

В заброшенном парке на Пролетарской было уныло и пусто. Голые кусты, облупившиеся гипсовые пионеры, слякоть… Хотя, не-ет, кажется, потянуло дымком! Кто-то разжигал костер… А вот звякнула гитара!

Ага… Леннон, еще парочка чуваков… Пифагора среди них не было. Что ж, зря заглянул. Хотя…

— Привет!

— О, Саня! — парни явно обрадовались. — Хорошо, что заглянул! Нас уж и осталось-то… Одно слова, зима!

Поправив очки, Леннон с улыбкой протянул мне гитару:

— Сань, сыграй! А то у меня уже руки заледенели.

Что ж…

'Белая гадость лежит за окном,

Я ношу шапку, шерстяные носки…'

Как раз в тему песенка!

— Солнечные дни-и-и! — тоскливо подпевали ребята, кивая головами в ритм. — Солнечные дни-и-и…

«— Хорошо бы Цоя предупредить, чтоб не садился за руль в августе девяностого, — возвращая гитару, мельком подумал я. — Хотя, еще семь лет до того… нет, шесть с половиной… »

— Парни, вы Пифа не видали?

— Обещался сегодня быть… Может, заболел?

— А Тучка как, заходит? — я спросил нарочно, хотелось посмотреть реакцию.

— Тучка? — взяв гитару, презрительно скривился Леннон. — Да ну ее. Тут как-то Весна заходил. Сказал, что работает над альбомом. А с Тучкой, сказал, чтоб были поосторожней и много чего при ней не болтали.

— Поосторожней? — я повел плечом. — И что он имел ввиду, интересно?

— А, как хочешь, так и понимай, — отмахнулся Леннон. — Весна не пояснил, а мы особо и не расспрашивали. Песню попросили, спел.

— А как Метель? Давно была?

— Да уж давненько. В Москву, говорят, уехала. В гости.

— А-а-а… Ладно, пора мне. Увидите Пифа, передайте, путь в районную библиотеку заглянет. После обеда каждый день.

— В библиотеку?

— Ну да, он там вроде, книжку должен.

— Вот ведь, «ботаник»! Ну, точно, Пифагор.

Я вышел из парка на улицу, и вдруг замедли шаг. У мебельного магазина, притормозила новенькая шикарная «лада» ВАЗ-2107 вишневого цвета, так называемый «советский мерседес». В решетке радиатора отразилось, сверкнуло тусклое декабрьское солнце. Пассажирская дверь распахнулась и из машины вышел Гребенюк, собственной персоной! В самопальном «Далласе» и бежевой осеней курточке с клетчатой пледовой подкладкой и капюшоном.

Из машины его вдруг окликнули.

— Да? — склонился к двери Гребенюк. — Ну, что вы, Георгий Мефодьевич, сделаем. Завтра же отрегулирую вам клапана! Не беспокойтесь…

Дверца мягко захлопнулась, «семерка» укатила… Я подошел к Гребенюку:

— Здорово, Серега! И что за чел?

— О, Сань, привет! Это? Это, брат, великий человек… это…

Я сразу все понял:

— Организатор вашей швейной фабрики? Ты ж с этим завязал!

— Завязал, да. — Серега неожиданно улыбнулся, мечтательно, как ребенок. — Понимаешь, там девчонка она, закройщица… Валентина. Она, знаешь, как настоящий модельер! Столько всего придумала. И джинсы, и жилетки, и сарафаны даже. Шеф ее называет, незаменимый наш человек! А меня он просил просто с машиной помочь… Ну, с машиной-то можно? Обычная ж халтура, в гаражах…

— Валентина, говоришь? — я хлопнул Гребенюка по плечу. — Да ты, похоже, влюбился!

* * *

Статью главред пропустил. Даже похвалил за остроту, но попросил вычеркнуть про югославские сапоги. И напомнил про милицейский очерк!

— Я помню, Николай Семенович, помню, — пришлось клятвенно прижать руки к груди. — Завтра как раз туда иду. Ближе к вечеру.

На столе редактора вдруг зазвонил телефон.

— «Заря», редактор… Нет, не винный магазин! Тьфу!

Николай Семенович бросил трубку, но звонок раздался снова.

— Упорные какие! — пришлось вновь поднять трубку. — Не винный это магазин, а газета! Вы куда вообще, звоните? Кто-кто? — изменившись в лице, главред