Курс на СССР: На первую полосу! - Тим Волков

— А как же… Машинка у них одна «Зингер» старая барахлит, я обещал к пятнице посмотреть… — в его голосе зазвучали нотки профессиональной обиды.

— Пусть барахлит! — я чуть не закричал, еле сдерживаясь. — Ты найдешь другую работу. Надо, я спрошу в редакции, может, курьер нужен. Или еще что. Но с этим цехом завязывай. Сегодня же. Зарплату там не получал? Нигде не расписывался?

— Нет, не расписывался, — Гребенюк потупился. — Только джинсами

— Вот и хорошо. Значит, следов никаких. Берешь и пропадаешь. И если к тебе кто оттуда придет, говоришь, что заболел, в больницу лег. В общем, слиняй оттуда, как можно тише.

Серега молча смотрел на асфальт, качая головой.

— Эх, Саня… А работа-то хорошая была. Дело знакомое… И машинки эти я люблю…

— Полюбишь и что-нибудь другое, — я похлопал его по плечу. — Главное, на нары не сесть. И матери своей не навреди. Подумай о ней.

Эта последняя фраза, кажется, подействовала на него сильнее всех моих предостережений. Он резко поднял голову, и в его глазах читалась решимость.

— Ладно. Все. Не пойду я туда больше. Слово даю.

— И на том спасибо. А теперь давай, иди домой. И джинсы эти спрячь. Или, в идеале, выбрось.

— Выбросить? — Гребенюк посмотрел на пакет с тоской. — Да они же новые…

— Серега! — я пригрозил ему пальцем.

— Ладно-ладно, спрячу! Спрячу, не кипятись.

* * *

Распрощавшись с Гребенюком, я пошел домой. В квартире было тихо и пусто. Мать оставила в холодильнике тарелку с котлетами. Но есть мне не хотелось. Выпил стакан воды из-под крана и плюхнулся в зале на диван. Мыслей было так много, что в голове не укладывались. Я уставился в потолок и попытался разложить их по полочкам.

Новая забота: подпольный цех. Не Гребенюк, не джинсы, а сам факт его существования. По нынешним меркам это серьёзное нарушение закона, расстрельная статья с конфискацией. Но ведь в недалеком будущем всё это выйдет из подполья, станет вполне легальным. Таких цехов будет уйма. Да и сейчас они выполняли вполне полезную функцию, снабжали народ дефицитным товаром. Кто от этого страдает? Разве что только спекулянты. Но это тоже криминал. А если подумать, люди работают, выпускают продукцию. И шьют, если верить Звереву, настолько хорошо, что отличить от настоящей фирмы может только специалист. Возникает простой вопрос: почему бы уже сейчас не дать им это делать легально?

Я представил эту картину. Не темный подвал с зашторенными окнами, а светлый цех. Не ворованные со свалки швейные машинки, а новое оборудование. Не «левая» ткань, купленная у спекулянтов, а официальный заказ от государства. Рабочие получают оплату за свой труд не джинсами, а нормальную зарплату и полный социальный пакет.Продукция идет не к фарцовщикам на толкучку, а в магазины, где ее может купить любой советский человек без месячной очереди и не за бешеные деньги.

И ведь можно людей с предпринимательской жилкой, типа того же Гребенюка, официально оформить на работу.

А что для этого нужно? На первый взгляд, сущие пустяки.

Первое, политическая воля. Чтобы какой-нибудь умный голова в Госплане или, еще лучше, в ЦК сказал: «А давайте попробуем!». Не уничтожать артели, как при Хрущеве, а наоборот, создать им условия. Разрешить мелкий частный бизнес, но под строгим контролем государства. Назвать это, например, «кооперативами» или «индивидуальной трудовой деятельностью». Чтобы была не подпольная, а официальная прибыль, с которой платятся налоги. Эти налоги шли бы в казну, а не в зоновский общак, карманы цеховиков и коррумпированных чиновников.

Второе, сырье. Нужно дать им доступ к качественным материалам. Не через «леваков», а через обычные государственные каналы. Чтобы кооператив мог прийти на фабрику и заказать партию добротной джинсовой ткани, фурнитуру. По государственным ценам. А потом, изготовив продукцию, сдать ее в магазин по договору.

Третье, рынок сбыта. Самый сложный вопрос. Магазины забиты никчемным барахлом, которое никто не покупает. А то, что нужно людям, те же джинсы, хорошие куртки, модные свитера, это всё в дефиците. Нужно менять всю систему торговли, делать ее гибче. Чтобы магазин мог не только получать разнарядку сверху «продать сто пальто уродливого фасона», но и закупать то, что действительно будет пользоваться спросом.

И четвертое, самое главное, снять клеймо «преступника» с человека, которыйхочет и может хорошо работать и хорошо зарабатывать. Перестать видеть в частной инициативе угрозу социализму. Вон в той же Югославии при Тито был «рыночный социализм», и ничего, жили люди лучше нашего.

Я вскочил с дивана и принялся ходить по комнате. Да это же и есть те самые реформы, о необходимости которых я пытался написать в статье про НЭП! Не ломать все через колено, а дать людям возможность проявлять инициативу. Государство должно не душить, а направлять. Контролировать качество, пресекать реальное мошенничество, но не мешать работать.

Я вновь сел, а потом и лег на диван.

Эти цеховики не враги. Они доказательство того, что система не работает. Что спрос рождает предложение, как ни крути. И вместо того чтобы сажать их, нужно их легализовать, поставить на службу стране. Представьте, сколько бы денег осталось в СССР, если бы наши граждане покупали не втридорога у фарцовщиков итальянские куртки, а в обычном магазине, такие же качественные, но с маркой советского кооператива!

Но чтобы до этого додуматься, нужны умение и смелость смотреть правде в глаза. А у наших верхов хватит на это смелости? Или проще и дальше делать вид, что проблемы нет, гоняя мелких спекулянтов и закрывая глаза на гигантские теневые цеха, которые кормят целую систему взяточничества?

Вот бы достучаться до них. Но как? Через газету! А как еще?

Эта мысль была одновременно и простой, и революционной. Может быть, дополнить статью про НЭП? Или попытаться написать еще одну?

Я не заметил, как уснул.

* * *

— Сань, сбегай в булочную, хлеба купи! — раздался из кухни голос матери. — Свежего. И чтобы поджаристый, с хрустящей корочкой! А я пока яичницу пожарю.

Я лениво натянул треники, старую куртку, сунул в карман несколько монет. Законный выходной, а утро, как назло, пасмурное.

Я не спеша двинул в сторону булочной, но не прошел и десяти метров, как из-за угла гаражей вдруг показался Весна.

Интересно, что он тут забыл?

Увидев меня, он остановился, прислонился к стене, сунув руки в карманы джинсовой куртки, набычился и уставилсяпрямо на меня.