Обратный отсчет - Токацин

— Даже не начинался, — вздохнул Хавьер. — Фончо гуляет с роднёй — чего ещё ждать в такой день?

— Идём, — Гедимину отчего-то стало его жаль. — Сейчас договоримся с пищеблоком.

…Состав нашёлся в памяти встроенного телекомпа — и теперь «правитель», кучка охранников и операторы пищеблока ждали, пока пройдут полтора часа, и всё прореагирует и отфильтруется. Гедимин нашёл пустые канистры из-под дезинфектантов; их отмыли так, что остался только слабый запах спирта. Хавьер понюхал и одобрительно ухмыльнулся.

— Ничего страшного, сеньорес! В этих канистрах кокуй не задержится. Эх, Фончо-Фончо… говорил же — пей сок, кури косяк, но не смешивай с настоящим питьём! Сейчас день предков, но это не повод к ним отчалить!

— День предков? — переспросил Гедимин. — Я не слышал о таком. В Ураниуме есть какие-то гуляния на тридцать первое…

Хавьер презрительно скривился.

— Слава богу, у нас эту дьявольщину давно прикрыли! Хорошо, сеньорес, что вы ничего такого не делаете — не наряжаетесь, как черти, и не пляшете, как на шабаше! Нет, мы бы не сказали ни слова, и никто в Треугольнике не узнал бы, — у вас там, на севере, такие уж порядки… Нет, мы честно и благопристойно вспоминаем предков. Приносим угощение к их могилам, зажигаем огни…

Маккензи — он незаметно подошёл к пищеблоку — странно выдохнул, взял Гедимина под локоть и потянул в коридор. Сармат озадаченно мигнул, но вышел вместе с ним.

— Уф! — шумно выдохнул Кенен, когда за ними закрылась одна из внутренних дверей. — Нет, ты слышал этого… человека? Значит, карнавальные наряды — это «дьявольщина». А кормить мертвецов — это богоугодно?

Гедимин мигнул.

— Я ничего не понял, — честно признался он. — Кроме того, что тут не любят черепушки. А вот мертвецов я видел. В Ук-куте и…

Он прикусил язык.

— Не знаю. Может, им нравится, когда их вспоминают.

Маккензи с треском приложил ладонь к лицевому щитку.

— Джед! Тебя местные чем успели напоить⁈ А говорили — нет ничего… Здесь не Равнина! Здесь все умирают насовсем! А мы и вовсе превращаемся в пепел и…

— Потише, сеньор Маккензи, — на плечо сармата легла «клешня» начищенного «Хоппера». Взгляд Хавьера был совершенно трезвым и очень грустным.

— У вас, сарматов, всё не по-нашему. Но вы не можете запретить сеньору Джедмину угостить его пред… мёртвых. Сеньор Джедмин! Я знаю, у сарматов нет кладбищ. Но наверху нет дождя. Можно сложить алтарь там, в парке. Мои бойцы, пока трезвые, проследят, чтоб всё было тихо. Возьмите, что нужно…

Он шарил по сдвижным пластинам брони, будто что-то выискивал — и наконец достал длинную коробку с толстыми трубками, чем-то набитыми.

— Вот, сеньор Джедмин. У меня не осталось больше. Возьмите. Я не знал ваших мёртвых, но сегодня такой день…

Маккензи аккуратно перехватил его руку и бережно припрятал пару толстых трубок.

— Гедимин! Если хочешь сложить наверху какой-то алтарь — иди быстрее. Скоро отфильтруется кокуй, и у бойцов будет другое занятие…

— Постойте, — Хавьер протянул Гедимину почти пустую бутыль с коричневатой жидкостью, только что отобранную у кого-то из охраны. — Оставьте там стакан — когда кокуй будет готов, мы с вами поделимся.

…Через полчаса Гедимин, ошалело мигая, стоял посреди тёмного парка. Охранник с фонарём нашарил по кустам кучку камней; сложил их сармат уже сам — у человека обломки всё время разваливались. «Ступени, и на каждой — какая-то вещь. Как на маяке для богов на Равнине,» — Гедимин поставил полный до краёв стакан на последний уступ и опустился на сырую землю. Охранник пригасил фонарь и подался назад. Гедимин сдвинул височные пластины и прикрыл глаза. Сейчас, и правда, что-то происходило — кожу то кололо, то обдавало холодом, постепенно сменяющимся слабым теплом. Оно явно исходило не от горящей промасленной палочки, воткнутой в камни — ей-то теплоты еле-еле хватало на горение…

«Это человеческий обычай… или равнинный, кто разберёт,» — думал сармат, глядя на её свет. «Но если люди хоть на молекулу правы… Там, в Пустошах Васка, — я никого из вас не забыл. Я видел вас. И „Полярную Звезду“, и АЭС из Нью-Кетцаля. Удачи вам там, в пустошах. Я идиот с пустой головой, и реактор мне не даётся, — но я помню, что обещал. Дострою и вернусь.»

18 ноября 08 года. Земля, Южный Атлантис, город Маракайбо

На площадке, где ночевал Гедимин, появилось три новых матраса. Ремонтник слегка сощурился, но жаловаться было не на что — площадки ниже, все ровные участки шахты, были застелены сплошняком. Сарматы, ещё работающие на верхних ярусах, перебрались сюда. Шахт в убежище было четыре, но вот для жилья рабочих осталась только одна.

— Конечно, сеньорес! Любая душевая, любой пищеблок, в любое время! — заверял Хавьер, одним глазом глядя на экран передатчика. — И никто не посмеет не пустить вас!

— Гедимин, сходи-ка проверь генераторную! — скомандовал, пробившись к нему, Маккензи. За собой он тащил хмурого Кеолу.

— Сейчас наверху будет немного шумно — а потом приедут новые операторы, — продолжал Маккензи, убедившись, что Гедимин идёт за ним. — Покажешь им, что да как — и вы с Иджесом свободны, дальше генераторная будет работать без вас.

— А что за шум? — Гедимин уже слышал с двух ярусов сразу оживлённые человеческие голоса, гул транспортёров и гусеничных тележек. Маккензи быстро миновал шумные места и нырнул в туннель с голыми каменными стенами. Тут не было смысла класть облицовку — этот рабочий проём должны были через пару недель замуровать.

— Заселение! — отозвался Кенен уже на полпути к генераторной. Кеолу он вытолкнул в туннель где-то по дороге.

— Треугольник нам очень доверяет — разом заедут и больница, и колледж! А как заедут, так и начнут работать. Приёмное отделение, учебные отсеки, больные и студенты, — с тишиной можешь распрощаться!

Гедимин мигнул.

— А комиссия? А проверить, не упадёт ли ярус на голову?

Маккензи хмыкнул.

— Кеола с поваром колледжа уже проверяют воду и пищеблок. А официальная сдача… ну, работы закончим — и сдадим. Тут команданте без нас обойдётся.

Он покосился на люк, ведущий в генераторную. На нём, как и на десятках внутренних люков и гермоворот, была декоративная накладка с какой-то огненной зверюгой, а над ней — почти нечитаемым шрифтом из завитушек