Князь поневоле. Потомок Ермака - Илья Городчиков

Я стоял у окна, наблюдая за тем, как дворовые рабочие сметают первые опавшие листья, и ловил себя на мысли, что нервничаю сильнее, чем если бы меня встретили опричники.

Надо сказать, что я никогда не представлял себя в роли мужа. В прошлой жизни у меня банально не было времени для того, чтобы налаживать свою личную жизнь, поскольку всё своё свободное время я пренепременно тратил на устройство своего дела. Раньше мне вовсе казалось, что на это не стоит тратить время, но сейчас мне приходилось приготовиться к свадьбе с девушкой, которую в своей жизни я встречал всего пару раз. Не было ни долгих переписок, ни конфетно-букетного периода, ни поцелуев украдкой — всё решалось договором двух мужчин, решивших породниться во имя удачно живущего бизнеса. Да, не стоит думать о том, что человечество полностью отказалось от подобного рода браков, ставших характерными для богатых и властных, но для меня династические браки несколько пугали, оставаясь диким пережитком прошлого. Вот только теперь я сам стал частью этого пережитка, оказавшись едва ли не главным выгодополучателем.

— Ваше сиятельство, — раздался за спиной спокойный голос Владимира, — Пора облачаться. Гости уже ждут.

Старый камердинер держал в руках тёмно-синий костюм, сделанный под манер мундира, с серебряным шитьём — парадный, тот самый, что пошили специально к этому важному дню. Мне не хотелось вспоминать, сколько вообще денег пришлось потратить на этот костюм и одежду для слуг и остальных членов семейства.

— Спасибо, Владимир Иванович, — кивнул я, отходя от окна и поглотившего меня потока мыслей.

— Не извольте волноваться, ваше благородие, — проговорил Владимир, помогая надеть мне сюртук, — Всё пройдёт как по маслу. Не просто же так вы вложили столько сил в свадьбу.

— Да не в церемонии дело, — усмехнулся я, беззлобно отмахиваясь от своего помощника, — Просто… Странно как-то это, Владимир.

— Жениться?

— Нет-нет. Осознавать, что скоро я перестану быть просто Игорем Ермаковым. Я больше не буду самым обычным фабрикантом в высшем сословии.

— А кем вы будете, ваше сиятельство?

— Муж. Возможно, что вскоре стану отцом. Главой семейства, — пробормотал я, — Это слишком странное ощущение, его сложно описать словами.

— Но князем-то вы быть не перестанете, — старик по-доброму улыбнулся, — Так что не извольте мучить себя тяжёлыми думами. Да, теперь вы будете носить на своём безымянном пальце ещё одно кольцо, но больше ничего страшного для вас не произойдёт. Вы продолжите развивать наш сложный край, будете выдумывать новые изобретения, но ничего более страшного. Конечно, рано или поздно вы обрадуете всех нас новым ребёнком вашего воистину легендарного семейства, но и через это проходит практически каждый мужчина, а уж вы и подавно сможете справиться с отцовской ношей.

Дверь в комнату приоткрылась, и внутрь ввалился Семён. Казак был в самом нарядном одеянии и держал двое ножен с двумя же филигранно откованными саблями внутри них. Даже сами ножны были прекрасны: дорогой телячьей кожи, украшенные драгоценными камнями, жемчугом и тонкими золотыми нитями.

— Вот, княже, начистил так, что можно как в зеркало смотреться! — объявил Семён, сверкая всё такими же безупречно начищенными зубами, — Даже у офицеров таких прекрасных сабель не будет, как у вас.

— Ты, Семён, обычно хмур как небо над Невой, а теперь улыбаешься вовсю. Кажется, что ты даже больше меня радуешься, — заметил я, принимая оружие из рук всадника и располагая его на кожаном же ремне.

— А как может быть, княже?! — Семён хлопнул себя по бедру и со свистом выхватил из ножен саблю, сделав несколько быстрых выпадов, отчего воздух засвистел в полутора метрах от меня, — Сейчас венчанье, а скоро и свадьба, а за ними гулянье. Хороший алкоголь, прекрасные девушки… Разве может тут не радоваться, княже?

— Хватит болтать, Семён, — перебил радующегося всадника камердинер, — Князю к невесте ехать надобно, а ты за конвой главный. Казаков уже построил для выхода?

— А как же? — нисколько не обиделся казак, — Все на лучших рысаках, в лучшей форме и оружии таком, что государевы гвардейцы обзавидуются! Одна команда, и мы сразу готовы выдвигаться.

— А Анна Николаевна уже готова? — спросил я, посматривая на наручные золотые часы, нервно глядя на постепенно движущуюся секундную стрелку, — Времени ещё не столь много. Кажется, выдвигаться ещё рано.

— Готова-то готова, — усмехнулся казак, — да только братец её, Пётр Николаевич, странной какой-то. Ходит нервный, дёрганный, будто не сестра его венчаться будет, а Страшный Суд вечером начнётся.

— Ну что ж, — тяжело вздохнул я, натягивая белые кожаные перчатки, — Поехали.

В особняке Ливенов царило ещё большее оживление. Лакеи в ливреях сновали по лестницам, а из дамской комнаты Анны доносились взволнованные голоса горничных и вкрадчивые наставления модистки. Гости ещё не успели прибыть, но все были готовы к тому, что вскоре дом наполнится множеством дорогих гостей.

В гостиной меня встретил сам Николай Петрович Ливен на богато украшенной инвалидной коляске. Этот человек определённо хотел, умел и любил показывать собственное богатство. На нём был не просто дорогостоящий костюм, сшитый идеально по снятым с графа меркам, множество украшений, демонстрирующих прекрасную работу ювелирных мастеров. Но больше всего поражала коляска. Если бы государь России был инвалидом, то ему совершенно точно не было бы зазорно сидеть на подобной коляске. Весь корпус был покрыт тонкой выделки золотистыми пластинами с аккуратнейшей гравировкой. Они дополнительно украшались гравированными драгоценными камнями, жемчугом и прусским янтарём.

— Ну, князь, — произнёс спокойным голосом бывший дипломат, протягивая руку, — Готовы к тому, чтобы стать частью нашей семьи?

— Более чем, ваше благородие, — ответил я, пожимая его мощную крепкую ладонь, которая была настолько сильной.

— Папа, перестаньте его пугать, — раздался лёгкий, как весенний ветер, голос.

Я обернулся, чувствуя дуновение ветра, нежностью погладившее меня по открытой шее. Анна стояла на лестнице, и на мгновение у меня перехватило дыхание. Она была одета в платье цвета утренней зари — нежно-розовым, с кружевами и жемчужными нитями, а в тёмных волосах уже блестела дорогостоящая диадема, полученная в наследство от давно погибшей матери семейства.

— Вы… прекрасны, — вырвалось из груди у меня, пока я заворожённый не отпускал руки отца девушки.

— А вы очень галантны сегодня,