Сирийский рубеж 2 - Михаил Дорин

— Понял, — кивнул мой командир эскадрильи. — Ещё будут борта с Тифора? Мы не всё имущество перевезли.

— Будут. Надо с местами стоянки определиться. У нас скоро придётся полосу для стоянки занимать. А вы, Сан Саныч, одним Ми-8 и под прикрытием двух Ми-28, работаете по плану командующего. Завтра он прибудет сюда на Ту-134 из Дамаска.

Ну, тогда понятно, почему мы не можем у нас обеспечить стоянку! Кому-то надо Ту-134 поставить.

— Да, хорошо.

— И форму одежды приведите в порядок. Кроссовки и тельняшку, например. И жилет оденьте выданный, — указал Бунтов.

Совсем уже зажимают! Ещё бы «кантик» проверили.

— Кроссовки — да, а «лифчик» и тельняшку — нет, — ответил я.

— Переодень, — добавил Бунтов.

Я кивнул, но это был жест только для командира. Тобольский улыбнулся.

— Вот увидите, не переоденет, — спокойно ответил Олег Игоревич.

Бунтов ещё пару минут мне объяснял за правильность формы одежды. Я слушал, соглашался, кивал головой и смотрел на Леонида Викторовича. Потом весь наш ночной разговор мы закончили и разошлись.

Уже рядом с нашей палаткой Тобольский меня остановил, чтобы «обкурить» завтрашний день.

— Саныч, тельняшку, «лифчик» и даже кроссовки я тебе лично разрешаю оставить. Но давай там, в воздухе, без фигур пилотажа.

— Игоревич, какие фигуры могут быть на Ми-8? — улыбнулся я.

— Самые обычные. Знаю, что ты можешь на Ми-8 делать то, что даже сам Ми-8 не умеет. Нам ещё с этим генералом служить, хорошо?

— Так точно, командир.

Я и не думал в воздухе выкрутасничать. Не та обстановка. Задача у меня — обеспечить перевозку личного состава. И к концу полёта этот самый личный состав должен остаться в том же количестве, что и при взлёте.

Ночью начали работать бомбардировщики. Рёв форсажа и гул от пролетающих над палатками вертолётов моментально заставил проснуться. Вроде ничего необычного — Ми-24 прикрывают на взлёте и посадке самолёты. Однако, с непривычки такие громкие звуки бодрят.

Особенно взбодрились Рашид и его побратим Рубен, свалившись со второго яруса.

— Вспышка справа! — упал на пол Хачатрян.

— Слева! Где автомат! — бросился Ибрагимов к пирамиде с оружием.

Остальные даже не шелохнулись. Я взглянул на часы, циферблат которых можно было рассмотреть в свете карманного фонарика.

— Мужики, ложитесь спать. Если в нас прилетит, всё равно всем хана. А так хоть ещё покемарить можно, — перевернулся на другой бок Кеша.

— Братья по-разному, отбой, — сказал я.

Наутро вылеты продолжились с ещё большей интенсивностью. Практически каждую минуту взлетал самолёт то на «максимале», то на форсаже.

В палатке людей было гораздо меньше, чем когда я засыпал. Вышел на улицу, чтобы умыться, и заметил порядевшую стоянку вертолётов. Видимо, уже куда-то привлекли большую часть.

Однозначно, если наши самолёты вылетают для нанесения ударов, в зону дежурства по поисково-спасательному обеспечению выходят и наши вертолёты.

— Доброе! Тобольского не видел? — спросил я у одного из инженеров, умывающегося рядом со мной.

— Доброе, Саныч! Он уже с рассвета в кабине.

Как раз сейчас пара Ми-24 села после облёта аэродрома. Через несколько минут в сторону палатки шли два лётчика. Один из них Тобольский. Похоже, что Олегу Игоревичу ночью поспать не дали.

— Саныч, ты как? — спросил он у меня, когда подошёл.

Лицо у комэска было мокрым от пота, а комбинезон потемнел в районе груди и рукавов.

— На удивление выспался. В отличие от вас.

— Война, что поделаешь, — развёл он руками.

Пока мы с ним общались, продолжали запуск и другие самолёты. «Карусель» была невероятная. Только одна пара уходила на задачу, как следом взлетала следующая. К этому времени возвращались экипажи после выполнения боевой задачи.

Время готовности мне обозначили на 6.50. Естественно, что к этому времени Чагаев не только не прилетел, он ещё даже не вылетал с Дамаска. Так что я отправил экипаж в палатку к дежурному экипажу.

Сам устроился рядом с руководителем полётами. Этот точно будет знать, кто и когда вылетит. И даже когда прилетит.

РП Володя Шохин трудился в поте лица. Он только и успевал одни экипажи отправлять, другие сажать, третьи рулить.

— Шаю! — сокращал он слово «разрешаю» в радиообмене.

Его помощники тоже не смолкали, а в самом эфире было очень всё плотно.

— Что? Нет, не знаю, сколько он сбросил, — отвечал Володя на очередной телефонный звонок.

Шохин повесил трубку и перевёл дыхание.

— Вообще, камень, а не КП. Не могут эфир прослушать. Звонок за звонком!

— Береги нервы, Вов. Говорят, что не восстанавливаются.

— Врут! В «Здоровье» читал, что восстанавливаются. Но не быстро, — посмеялся Владимир.

Следующий звонок был уже важен для меня. Нужный всем самолёт вылетел из Дамаска. Так как лететь ему недолго, то и сидеть в зале управления, продуваемого со всех сторон, уже не было возможности.

Позвав экипаж, я отправился к вертолёту. Жара с каждым часом становилась всё сильнее. Поэтому идти в лётных ботинках по нагретой бетонной поверхности было не очень приятно. Ноги с каждым шагом начинали гореть и преть сильнее.

Но это были ещё «цветочки»!

— Сан Саныч, вертолёт готов, — подошёл ко мне техник, но тут же повернул голову вправо.

Глаза у парня были размером с большую монету. Я и сам обалдел.

— Это… как?! — удивился техник.

На рулёжной дорожке стоял Су-25, прогревая двигатель перед выруливанием. От потока воздуха из сопел буквально вырывало бетон позади самолёта. Зрелище эпическое, но и не очень хорошее.

— Твою мать! Как сейчас заделывать?! — хватался за голову дежурный по АТО, которому предстояло организовать устранение дефекта.

А на полосе в это время «грелся» Су-24. И он тоже оставил после себя отметину. Только форсаж на «Рашпиле» разгорелся, а самолёт рванул по полосе, несколько кусков бетона буквально вырвало.

— Вот так сделали полосу, — проговорил я вслух.

Представляю, как сейчас будут садиться остальные.

Через двадцать минут приземлился и Ту-134 с Чагаевым на борту. Самолёт медленно рулил по полосе, а в это время выполняла проход пара МиГ-29, выполняя роспуск над полосой.

Ту-134 остановился на стоянке и начал выключаться. Боковая дверь открылась, и из неё показался человек в песочном комбинезоне. Между прочим, лётном.

Стоявший рядом со мной возле вертолёта Кеша, только прицокнул.

— Значит, ему можно форму нарушать, а нам