Самайн у ведьмы пограничья - Уоллис Кинни

мать использовала запрещенную магию. – Я перевожу взгляд на него. – Как мне жить дальше, если это окажется правдой? Как я смогу смотреть тебе в глаза? Особенно если учесть все, что наговорила тебе с самого твоего приезда.

– Ты бы предпочла снять проклятие в одиночку? – нерешительно спрашивает Мэтью.

Я качаю головой.

– Хорошо, – выдыхает он. – А то не уверен, что смог бы тебя сейчас оставить.

Я улыбаюсь.

– В одиночку было бы гораздо хуже, – признаюсь я. – Кроме того, если книга ответит, ты мне понадобишься, чтобы снова связать магию крови.

Мэтью кивает и устраивается поудобнее.

Я открываю гримуар. Мерцающие красные чернила все так же сияют на первой странице.

Король, Что Внизу, больше никогда не узнает моих секретов.

Сибил Гудвин

Мне хочется снова обвести буквы пальцем, но вместо этого я откупориваю флакон, и вода начинает пузыриться. Не давая себе времени на сомнения, я опрокидываю содержимое на гримуар. Мутная вода выплескивается на страницы книги. Бумага темнеет, кровавые чернила размазываются, а затем полностью исчезают.

Огонь потрескивает в очаге. Мы несколько минут молча наблюдаем, как вода испаряется и лист становится сухим. На пергаменте ничего не появляется.

Возможно, мне не хватило воды? Возможно, Мэтью был прав: не следовало тратить ни капли на фрагмент проклятия, которое он таскал с собой. Я украдкой бросаю на него взгляд. Его ледяные глаза устремлены на меня. Мой желудок сжимается, но я дотрагиваюсь дрожащей рукой до книги и медленно переворачиваю первую страницу.

Сердце подпрыгивает. Там, где когда-то был лишь чистый пергамент, теперь есть заклинание на языке, которого я не знаю, но могу определить содержание по форме и структуре текста. Призыв. Написанный рукой моей матери. Теми же кроваво-красными чернилами, что и проклятие. Я прикусываю губу и переворачиваю страницу. Следующий фрагмент выведен корявым, неопрятным почерком, совершенно непохожим на изящные мамины завитки. И он на английском. Его я читаю вслух, и Мэтью замирает от ужаса.

Этот том является даром и подношением ведьме Сибил Гудвин, которая призвала Корону с помощью Гвейда. Она заключила священный договор и никогда не произнесет ни слова о том, что произошло, иначе падет жертвой жатвы. Она заслужила право на эту особую древнюю магию печатью кровавого поцелуя и нерушимым обещанием назвать следующую дочь Гудвин ведьмой пограничья.

В этом месте я замолкаю, кровь отливает от моего лица. Я поднимаю взгляд на Мэтью, он хмур и мрачен. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить сотни мыслей в голове, и продолжаю читать.

Нашей и Ее кровью рожден и освящен этот том. Связь между нами становится вечной благодаря соблюдению обещания матери. Ее кровь – это наша кровь. Ее жизнь – это наша жизнь. Тех, кто попытается помешать Ей выполнить Свой долг, постигнет Наш вечный гнев.

По краям страницы расположены наброски укутанной в плащ и тени фигуры с длинными серебристыми волосами, чье лицо скрыто от глаз читателя.

– Король, Что Внизу, – шепчу я и уже тянусь коснуться краев плаща, однако Мэтью быстро, но мягко меня останавливает.

– Осторожнее, – предупреждает он. – Вспомни, что произошло, когда ты в прошлый раз прикасалась к чернилам. На остальных страницах могут быть и другие проклятия.

Он прав. Флакон воды Стикса смыл первоначальные чары, но на все прочие его могло и не хватить. Я снова переворачиваю страницу – осторожно, чтобы не коснуться написанного.

И нахожу список ингредиентов. Клещевина, цикута, кристаллы черного оникса, беличья кровь – все известные мне запрещенные элементы и еще несколько, о которых я даже никогда не слышала. Еще страшнее – цели их применения, перечисленные в соседней колонке рядом с каждым ингредиентом. Для больной привязанности – страница двадцать восемь. Для притяжения – страница шестьдесят три. Для принуждения – страница сто седьмая. Я быстро перехожу к этой самой сто седьмой.

На странице красуются наброски искаженных, поникших лиц с подернутыми пеленой глазами. Ингредиенты для работы с заклинанием. Настройка намерения. Инструкции по ритуальному наложению проклятия на чью-либо кровь и обретению контроля над волей человека. Все это написано тем же колючим неаккуратным почерком, что и посвящение в начале книги. Но повсюду на полях имеются заметки моей матери, она зачеркивает некоторые слова, корректирует количество ингредиентов. Я наконец-то приглядываюсь к наброскам. И узнаю лица. Роджер Строуд – ипсвичский пастор. Джон – местный врач, брат Грейс Харпер. Хуже всего последний рисунок. С чувством жгучего предательства я узнаю глаза и улыбку собственного отца.

Горло перехватывает, дыхание сбивается, а глаза наполняются слезами, которые пытаются заслонить от меня ужасную реальность. Уинифред говорила правду. Моя мать использовала магию крови не только для защиты этой книги. Сама книга полнится тьмой. Руководство по эксплуатации. Гримуар.

Все, против чего когда-либо выступала моя мать, все, что она когда-либо называла плохим и неправильным, – все это здесь, в этой книге. Она была лгуньей. Лицемеркой. Она заключила договор с Королем, Что Внизу. И пожертвовала моим выбором пути, чтобы заправлять городом по своему усмотрению. Вся моя жизнь пала жертвой ее прихотей.

Тихий всхлип срывается с моих губ. Внезапно книга исчезает из поля зрения, и меня обнимают сильные руки.

– Мэтью, я думаю, что мама убила моего отца, – хрипло признаюсь я.

– Нет. Нет, она этого не делала, – настаивает он.

Я отчаянно мотаю головой.

– Врачи сказали, это была лейкемия. А если нет? Если она отравила его одним из тех ужасных проклятий, что описаны в книге?

– Хватит. Пока хватит, – шепчет он мне на ухо, притягивая к себе. Я обнимаю Мэтью, утыкаюсь лицом в его шею и рыдаю.

Глава 17. Два дня до Хеллоуина

Той ночью мне ничего не снится, я только плыву в каком-то бесконечном тумане. Наконец меня будит раскат грома. Сейчас утро, но небо за окнами гостиной все еще затянуто грозовыми тучами. Я лежу на придвинутом к стене диване под стеганым одеялом.

Мэтью в другом конце комнаты спит, откинувшись в кресле у камина. Его дыхание ровное, но он не выглядит умиротворенным. Его лицо, такое же красивое, как и всегда, даже с тенью щетины, кажется усталым. Он выглядит отягощенным невидимым грузом. Мерцающий бронзовый шрам на его руке за ночь заметно потускнел, но все еще проглядывает сквозь края бинтов под рубашкой.

Физически я чувствую себя намного лучше, чем вчера. Мои ноги больше не болят, горло пришло в норму, и суставы не ноют. Но у меня раскалывается голова, а лицо опухло и саднит от слез. Такое чувство, будто в душе зияет рана, такая же глубокая и зловещая, как на руке Мэтью. Я хочу закрыть глаза, зарыться под одеяло и спрятаться подальше. Но обе мои сестры приезжают сегодня вечером и ожидают полноценный праздничный ужин.

Мне почти становится смешно. Как я сумею объединить эти две противоположные реальности в своей голове и не сойти с ума? Как смогу думать о вырезании тыкв, а в следующую минуту размышлять о злых деяниях собственной матери? А еще Король, Что Внизу, послал за мной адских гончих, желая заявить на меня права и утащить в свое королевство.

Самое худшее из всего этого – предательство матери. У меня есть большое подозрение, что она была не единственным человеком в моей жизни, у которого имелись от меня секреты. Уинифред явно знала больше, чем рассказала. Иначе почему она так бурно отреагировала, когда я упомянула о причастности Джинни? Мэтью, при всей его доброте, тоже несвободен от моей паранойи. Он что-то знает, но отказывается говорить. Оставляет мои вопросы без ответа или дает ответы настолько расплывчатые, что от них мало толку. Кто еще мне лжет? Миранда? Может, Селеста? Черт, а что, если Мерлин и есть Король, только замаскированный?

– Прекрати, Кейт, – шепчу я, прикрывая глаза рукой. – Если ты дошла до того, что подозреваешь кота, значит, официально свихнулась.