"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 - Виталий Свадьбин

Кот опять чихнул, потерся о мои ноги, но на руки проситься не стал. Уселся рядом с миской, уставился на нее.

Я хмыкнула.

— Нет уж, котам плов не полезен. Жирно и остро. Марья вон вообще считает, что я тебя балую, хватит с тебя и мышей.

Мотя продолжал гипнотизировать миску, словно не услышал меня. Я снова хмыкнула — и действительно, балую! — но все же достала из «холодильника» под окном отложенное для кота мясо, отрезала от него пару кусочков с орех.

— Ладно. Но остальное утром.

Интересно, ему в самом деле нужна еда или Мотя сознательно соответствует моим представлениям о нормальном коте? Наверное, я никогда этого не узнаю. Я посмотрела на кота, но он старательно ел, словно бы не услышал эту мою мысль. А может, и правда она была ему неинтересна.

Вернувшийся Виктор поставил на стол спиртовку.

— Вы его балуете, — мотнул он головой в сторону Моти.

— В этом вы с Марьей единодушны, — сказала я, доставая из посудного шкафа небольшую медную кастрюльку.

Сковородки в доме все как на подбор были чугунные, с толстым дном. Отличные сковородки, вот только поди прогрей такую чугунину на спиртовке, даже если она немного отличается от тех, к которым я привыкла. Металлическая, с толстым фитилем, заключенным в металлическую же трубочку с отверстиями. Видимо, чтобы площадь горения была больше, а значит, и интенсивность пламени выше. Но вряд ли от этих ухищрений было много толку, на самом деле.

— Удивительно, что в чем-то мы с Марьей единодушны, — хмыкнул Виктор.

— Как вы предпочитаете греть плов? — спросила я. — Просто так или с водой?

Виктор озадаченно уставился на меня.

— Не имею представления. Мои кулинарные способности ограничиваются отварными яйцами и толокном, разведенным кипятком. Да, еще могу поджарить колбасу. Или мясо на охоте, но это другое.

— На охоте — в самом деле другое, — улыбнулась я в ответ на такое признание.

Хотя, действительно, зачем бы барину уметь готовить?

— Вы предпочитаете, чтобы рисинки подсохли, стали как бы стеклянными? Или по возможности сохранить вкус? Совсем как свежий не получится, конечно. Еще раз простите, что испортила вам ужин.

— Не стоит. Делайте как себе.

Кивнув, я плеснула на дно кастрюльки пару ложек воды, поставила ее греться, накрыв крышкой. Поколебалась: стоит ли возвращаться к прерванному разговору и делиться своими подозрениями?

— Вы с Марьей сходитесь в том, что я нещадно балую кота. Но он это заслужил. Если бы Мотя сегодня не разбудил меня, парни бы погибли.

13

— Получается, кот избавил мою совесть от тяжкого груза, — сказал Виктор. — Кот и вы, потому что не стали медлить. Спасибо.

— Как будто у меня был выбор, — пожала я плечами.

Муж хмыкнул, похоже, собираясь рассказать, что я могла бы упасть в обморок или устроить истерику. Я не дала ему этой возможности.

— Мне не хватило открыть дверь, но я думала, будто ее просто перекосило. Однако и вы не сумели ее открыть. Не блокировала ли ее магия?

Виктор приподнял бровь.

— Вы ведете к тому, что мужики не владеют магией?

Я кивнула.

Муж едва заметно нахмурился, размышляя.

— Не разглядел, — сказал он наконец. — Хотя я особо и не разглядывал. Толкнулся и не стал тратить время на вторую попытку, ударил заклинанием. Поэтому не могу поручиться, будто магии не было.

— Но, как вы и сказали, мужики не могли бродить по дому. — продолжала я свою мысль. Зато тот, кто бродил, вполне мог воспользоваться тем, что все наверняка подумают на них. Вы говорите, злоумышленник хотел сделать так, чтобы все подумали, будто усадьба проклята, но мне все же это кажется слишком изощренным планом. Обиженные мужики скорее подожгли бы барский дом, чем людскую избу.

— Вы хотите сказать, что подозреваете не их, а кого-то другого. — Виктор не спрашивал, а утверждал.

— Да. — Я решила взять быка за рога. — Я не помню, насколько давно Евгений Петрович живет в нашем уезде. Мог он не знать о репутации моего отца и поверить басням о кладе, якобы спрятанном в нашем доме?

Я ожидала, что муж скажет, мол, снова я наговариваю на уважаемого человека, но Виктор замолчал, уставившись на пламя свечи. Я не стала его понукать. Открыла крышку кастрюльки, помешала плов. Муж перевел взгляд на меня, словно аромат, разнесшийся по кухне, разбудил его.

— Евгений Петрович? Это слишком серьезное обвинение.

— Поэтому я обсуждаю свои подозрения с вами и вряд ли расскажу о них уряднику.

— Мне ваши подозрения тоже кажутся игрой слишком бурного воображения. Доктор не может быть убийцей.

— В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, — процитировала я, забыв, что здесь едва ли слышали о Гиппократе.

Но, видимо, что-то подобное клятве существовало, потому что муж задумчиво кивнул:

— Предполагается так.

— Однако, если врач решит стать преступником — это будет очень опасный преступник, — настаивала я. — Хорошая память, отточенный ум и умение абстрагироваться от человеческих страданий.

— Мне всегда казалось, что людям этой профессии должно быть свойственно милосердие.

Конечно. У нас у всех нимбы и регулярно чешутся лопатки, когда там прорезаются крылышки.

— Иногда милосердие принимает своеобразные формы. Вскрыть нарыв, удалить орган, отнять конечность…

— Ради спасения жизни.

— Разумеется. Для блага пациента. Причинить страдания сейчас, чтобы избавить от них в будущем. Предположить, что для ее же блага капризной и изнеженной барыньке лучше умереть, чем остаться одной без средств к существованию и с клеймом разведенной.

Виктор дернул щекой, и я добавила:

— Я сказала это не для того, чтобы вас упрекнуть. Только чтобы напомнить. Вы ведь тоже тогда услышали в его словах намек — иначе не возмутились бы так.

— Это очень серьезное обвинение, — медленно повторил Виктор. — Которое практически невозможно доказать. Но и отмахнуться от него я теперь не смогу. Вы действительно не узнали того ночного татя?

— Не узнала, — не стала врать я. Подозрения — еще не уверенность. — Да я и не могла узнать того, кого на тот момент не помнила.

— В самом деле не помнили?

— В самом деле. Кажется,