Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

— Почему?

— К примеру, мастерская может сгореть, помощники сбежать, поставщики подвести. Князь мягко стелет, да спать жёстко. Догола не разденет, а в зависимость поставит. Будешь до самой смерти за копеечку малую работать.

— Анастасия, мне всё же непонятно. Ты доверенная подруга Софьи, зачем тебе я?

Ягужинская грустно усмехнулась.

— Подруги приходят и уходят, а княжна остаётся. Сегодня доверенная, завтра отставная, знаешь ли. Софья девушка сложная, с характером. Да и не хочется мне до старости тапочки приносить, я не комнатная собачка.

Она встала, подошла ко мне и протянула руку.

— Согласен? Союз?

Я тоже встал и пожал узкую ладонь.

— Союз. Пока наши дороги не разойдутся.

— Договорились.

Она кивнула и развернулась ко мне спиной.

— Ну? Чего стоишь как столб? Помоги мне снять платье. Уж коли ты зашёл ко мне ночью, я не собираюсь отказываться от приятностей.

Через час мы лежали на её постели. Анастасия прижалась ко мне и водила пальцами по моей груди.

— Ты замечательный любовник, — она вздохнула и облизала губы, — ты сильный, независимый, умный. Тебя хорошо любить.

— Да?

— Ага. Но как муж ты мне не подходишь.

— Слишком беден и не знатен?

Она прищурилась.

— Это дело наживное: чины, звания, деньги. Но ты слишком сильный. Мне пришлось бы слушаться тебя, потакать, а я этого не выношу.

— Любишь крутить мужчинами?

— Очень.

— Тебе нужен старый генерал, любимец императрицы. Который бы тебя обожал и носил на руках.

— Возможно, возможно. Хотя военные такие грубые, да и ума не слишком много.

Девушка перекатилась на край кровати и выгнулась, как кошка, совершенно не стесняясь наготы.

— Иди, Костя, мне надо немного поспать. Княжна требует, чтобы я присутствовала по утрам, когда она пьёт кофий.

Я сел, потянулся к ней и поцеловал за ухом. По её шее пробежала волна гусиной кожи.

— Ммм… Пожалуй, задержись ещё на чуть-чуть. На кофий я всегда успею.

* * *

Я совершенно не жалел, что не выспался. Ерунда, в дороге подремлю, всё равно трястись больше суток. Вещи заранее сложила Таня, дорожный сундучок отнесли слуги. Мне оставалось только спуститься и сесть в экипаж. Что я и сделал, зевая на ходу и жмурясь от утреннего солнца.

— Константин Платонович!

На крыльце стояла княжна Софья в сопровождении Ягужинской. Лицо Анастасии было совершенно безразличным, будто она меня не замечала. Вот у кого учиться надо!

— Доброго утра, Софья Алексеевна.

— Решила лично вас проводить.

Княжна спустилась с крыльца и подошла ко мне.

— Боюсь, я недостаточно вас поблагодарила за то, что вы сделали.

— Рад услужить вам, — я поклонился.

— Возьмите это в качестве моей признательности.

Она сделала знак Ягужинской, та подошла ко мне и вручила деревянный ящичек. Самый обычный, без изысков, закрытый на простую защёлку. Да, это вам не «Лейбницева шкатулка», от которой, кстати, я бы не отказался.

— Надеюсь, вам понравится содержимое, — княжна хитро улыбнулась. — Нет-нет, откройте потом, когда будете один.

Она подала мне руку для поцелуя, кивнула и, не прощаясь, ушла в дом. Ягужинская, гордо подняв голову, последовала за ней и даже не обернулась в мою сторону. Нет, я определённо завидую её выдержке и актёрскому таланту.

— Кузьма, готов?

— Так точно, барин, можем ехать. Вон и Танька бежит.

К нам действительно бежала орка с корзинкой в руках.

— Константин Платонович, я вот, — она даже запыхалась, — еды в дорогу собрала.

— Молодец! Садись.

Она дёрнулась в сторону козел, но я взглядом указал на дверь экипажа. Танька шмыгнула внутрь тихо, как мышка. Следом сел и я. Кузьма щёлкнул вожжами, экипаж тронулся и покатился домой. Наконец-то!

* * *

— Как тебе Москва, Таня?

— Ой, Константин Платонович, большая такая! Просто преогромнейшая! Люди, люди, люди, дома, дома, дома. Все спешат куда-то, торопятся, а вид держат, будто все поголовно цари. Важничают, лица делают умные, даже кланяются особенно. Я ажно растерялась от этого всего. А ещё они голубей для красоты разводят. Как увидела — чуть на пол не села. Это же надо, голубей! Ладно бы кур, они хоть яйца несут, а тут голуби, несурьёзные птицы. Ну вот, сами спрашивали, а теперь смеётесь надо мной.

— Не над тобой, не обижайся. Над москвичами смеюсь. Ты их с интересной стороны увидела.

— Тю, так вы же их сами смотрели.

— У меня взгляд свой, а у тебя свой. Мне интересно твоими глазами посмотреть. Как тебе у Голицыных?

— Не понравилось, — Таня поджала губы, — плохо там.

— Совсем плохо?

— Угу. Тех слуг, что крепостные, порют всё время. Посуду не так помыл, не так пыль стёр, не так посмотрел — дядька страшный с рожей рябой записывает в чёрную тетрадочку. Ходит, смотрит, слушает, всё видит! И пишет, пишет. Глаза злые, молчит, скрипит пёрышком. А вечером, перед ужином, из той тетрадки он имена выкрикивает. Кого назвал, тех на лавку кладёт и розгами по заднице. Да ещё, охальник такой, мужикам велит порты спускать, а девкам юбку задирать, чтобы по голой заднице больнее было. Бьёт, а сам приговаривает, за что лупит, да вслух считает, сколько раз стукнул. А кроме того, наказывает всех остальных, кто с ним на работе стоял.

— Это как?

— Если прачка провинилась, то ей десять ударов и по два удара всем другим прачкам. Чтобы, значит, они лучше за друг другом следили да сами били, кто плохо работает.

— Ужас какой.

— Точно, ужас-ужасный! Я как посмотрела, так сразу вас вспомнила.

— А меня-то за что?

— Так вы ни разу никого не приказывали пороть и сами не били. Даже покойный Василий Фёдорович иногда распоряжался всыпать провинившимся. Только он по-доброму, плёткой раз десять, и всё, не как у Голицыных. А вы вообще никого не наказывали.

Я развёл руками. Что поделать, не люблю я мучить людей. Виноват — исправляй, оплати ущерб, отработай. А физическое насилие — это дикость и варварство.

— Что ещё у Голицыных видела?

— Ой, метёлку смешную из перьев, чтобы пыль смахивать. Ещё ситечко крохотное, чтобы чаинки в чашку не попадали. Ещё соль особую видела, розовую, специально для князя держат, только ему подают.

Танька нахмурилась, подняла глаза вверх, будто вспоминая что-то.

— Про князя с княжной тоже слышала всякое. Рассказывать?

— Обязательно.

— Ванька-рябой говорил, что князь себе молодую любовницу завёл. Каждый день отряжает слугу, чтобы ей домой цветы отвозил свежие. А Лукерья, из посудомоек, рассказывала, что князь кофий пить перестал — раньше каждое утро от него грязную чашечку приносили, а теперь нет. Вроде как специальный настой пьёт для