Теневик. Конец войны - Денис Старый

обобщён и опыт Второй мировой войны, и опыт различных локальных конфликтов. Кроме того, я принимал участие также в ряде тех самых конфликтов, которые были одним из явлений в рамках Холодной войны между Советским Союзом и странами Запада.

Желая сменить тему, а так же еще раз насладиться пикировкой с Ольгой, я сказал:

— Ольга, тебя отдельно поздравляю присвоением позывного. Теперь ты будешь называться Яга, Баба Яга! Можешь не благодарить. Кроме того, по тем водным, что мне уже предоставили, кроме боевой подготовки мы будем учиться жить среди людей и не проявлять себя. У каждого будет своя легенда. Ольга, то есть… Яга — ты моя жена. Подробности узнаешь у старшего лейтенанта Воронова. Только смотри мне! Я ревнивец.

— Ты дурак! — пробурчала Ольга.

Нет, я специально не просил, чтобы при составлении легенд, решили меня и Ольгу поженить. Более того, организационные вопросы по нашему перемещению в Гомель и проживанию там, среди простых обывателей, решились ещё до того, как я очнулся. Но идея мне более чем понравилась.

Из всей группы я Ольге подходил в качестве мужа более остальных. Старшина для неё явно староват, еще он постоянно хмурый, безэмоциональный. Ольга с Дедом слишком подозрительно смотрелись бы рядом друг с другом. Якут… Ну как-то тоже не очень подходит. Несмотря на то, что межрасовые браки в Советском Союзе вполне обыденное явление. Капитан Игнатов для неё староват будет. Так что именно я.

Тем же вечером на четырёх автомобилях, в сопровождении взвода бойцов НКВД, которые передвигались на двух грузовиках и четырёх мотоциклах с коляской, мы отправились в сторону Вильнюса, оттуда ехали на Минск.

Почему мы сразу не перелетели в Гомель на самолёте, я так и не понял. Весьма вероятно, что тому же самому старшему лейтенанту Вороному было просто очень сильно жаль оставлять в Кёнигсберге прекрасные автомобили, которые использовались Отделом после захвата немецкого города.

Утром мы были в Минске. Я читал в прошлой жизни, что Минск был практически полностью разрушен, что даже думали переносить столицу Белорусской Советской Социалистической Республики в какой-нибудь другое место, то ли в Могилёв, то ли в Гомель. Но одно дело слышать, читать, другое — увидеть.

Руины… Было видно, что до войны столица БССР была вполне процветающим городом, Здесь жило немалое количество людей, были широкие красивые проспекты, аллеи и парки. Сейчас же — руины. Или же деревья в них срублены. Но дома… Такое складывалось ощущение, что сейчас из трёх разрушенных домов стараются сделать хотя бы один, в котором можно было бы жить, как в трущобах, обложившись от ветра и дождя барахлом. Так люди и жили.

К слову, Кёнигсберг имел намного меньше разрушений, сравнительно с Минском. А ведь со дня освобождения Минска прошло уже девять, или и того больше месяцев. Дороги от мусора убраны, да и только.

А вот люди, которых удалось увидеть и встретить, были улыбчивыми. Страдания и боль познаются лишь в сравнении. Однозначно можно сказать, если они сейчас радуются, значит жизнь, которая была у них ранее, намного хуже, чем нынешняя.

Пообедав, получив последние инструктажи, сдав своеобразный зачёт по легендам, мы отправились в Гомель. На въезде в город нас высадили из машин, предоставили скудные пожитки, и отправили по адресам. Три дня мы должны были обживаться, общаться с людьми, распознать среди вероятного круга общения тех, кто приставлен за нами следить. Ну и дальше немало попутных незначительных заданий, связанных с социализацией в обществе.

Своего рода это был эксперимент, в ходе которого мы должны были показать, что можем жить среди нормальных людей и той жизнью, как живет большинство советского народа. Думаю, что в противном случае, нам уготован «пансионат с решетками и за колючей проволокой». Впрочем, и оттуда сбежать можно, было бы куда и зачем.

* * *

Комиссар государственной безопасности Олег Кондратьевич Сенцов на подкашивающихся ногах, стоял по стойке «смирно» у кабинета товарища Сталина. Ещё никогда Сенцов не видел вождя советского государства. Откровенно говоря, комиссар сильно мандражировал.

«Нужно будет попробовать как-то вставить поздравления с присвоением товарищу Сталину звания 'маршал Советского Союза», — напоминал себе Сенцов.

Действительно, Сталину буквально на днях присвоили звание Маршала Советского Союза. И Сенцов решил, что просто обязан поздравить, но как это сделать, не понимал. Тут бы хотя бы уверенным голосом, а не дрожащим, прочитать доклад и ответить на вопросы.

— Не беспокойтесь вы так, товарищ Сенцов, присядьте и обождите вызова. Иначе, когда вы войдете в кабинет могут и ноги подкоситься. Всякое бывало, — наставлял посетителя в приемной неизменный личный помощник товарища Сталина, товарищ Поскрёбышев.

И тут из кабинета начали выходить люди. Сегодня, на одиннадцать часов вечера Сталин принимал у себя представителей машиностроительной отрасли. Война подходит к концу. Поэтому, как действительно опытный управленец, смотрящий в будущее, товарищ Сталин поставил вопрос перед машиностроителями о переходе в скором времени на мирные рельсы. Была поставлена задача, чтобы не менее чем через полгода после окончания войны большая часть оборонных заводов начала выпускать сельскохозяйственную технику.

Сенцов смотрел на Поскрёбыва, ожидая, что тот позволит комиссару госбезопасности войти в кабинет Сталина. Там уже должен был быть и народный Комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия. Сенцов полагал, что доклад будет считать только для этих двоих.

Однако, только после того, как кабинет Сталина вошли заместитель Берии Круглов и народный Комиссар Государственной Безопасности СССР Меркулов, пригласили и Сенцова.

Товарищ Сталин с безразличием, даже не поднимая глаз на вошедшего, выслушал приветствие комиссара госбезопасности Сенцова. Установилась тишина. Естественно, Олег Кондратьевич, как он считал, не мог проявлять инициативу и сразу же начинать доклад, пока ему не прикажут.

— Может нам пора создать свою инквизицию? Сжигать на кострах всех этих колдунов, — нарушил тишину товарищ Сталин. — Повальная мистика вокруг. Столько предсказателей, магов и колдунов… Чертовщина одним словом.

— Так и есть, товарищ Сталин, у меня имеется аналитическая записка собранная видными психиатрами. Там этот феномен объясняется страхами войны, и последствиями военных действий, — Берия поспешил показать «хозяину», что «держит руку на пульсе» и владеет ситуацией, а также работает и проявляет сдержанную инициативу.

— Товарищ Сенцов, — будто бы и не заметив старания Лаврентия Павловича, Сталин поднял глаза и обратился к комиссару. — Это истерия? Одурманивание народа? Или всё же больше, с чем раньше мы не сталкивались, или на что не обращали внимания? Какое ваше мнение?

— Это больше, чем истерия! — уверенным голосом, несмотря на то, что предательски подрагивали колени, отвечал Сенцов.