Корея. 1950 - Даниил Сергеевич Калинин

Товарищ согласно кивнул, после чего обратился к землякам; «тяжелых» ведь приходится нести на импровизированных, не очень удобных носилках — сразу вчетвером. Меняемся постоянно — но все одно ведь очень устаем физически, не успеваем восстановиться… Ну и темп движения заметно падает.

Один из раненых, получивший винтовочную пулю в живот, уже отошел. Другие без медицинской помощи не жильцы, а у нас из медикаментов только индивидуальные пакеты да порошок вроде стрептоцида…

Коротко переговорив с пополнением, Юонг отрицательно мотнул головой. Ожидаемо, но ведь могло же случиться хоть небольшое чудо… Как с Бао.

Не зная языка и не имея возможности самому расспросить новичков, я принялся изучать трофейный пистолет-пулемет — ругаясь про себя последними словами. Это же надо было сделать такое убожество! Ствол коротенький — значит, дальность и кучность стрельбы оставляют желать лучшего. Прицел для меня непривычный, апертурный — то есть не стандартные мушка и целик у дула, а диоптрическое кольцо с крошечной точкой-вырезом, размещенное на затворной коробке прямо над спусковым крючком! Ну и мушка, вынесенная на основание кожуха. Чтобы из диоптрия целиться при автоматическом огне? Да е-мае, они издеваются⁈ Я еще понимаю, на винтовках, где точность и дальность огня превалируют над скорострельностью, но чтобы на ПП… Очень долгое прицеливание — а в сумерках про диоптрий вообще можно забыть. И зачем-то переключатель режимов огня — на дистанции боя, не превышающей сотню метров? Н-да… Предохранитель как на ППШ — в смысле вырез под рукоять затвора в затворной же… Но ведь коробкой это не назовешь, это ж трубка! В рукопашной также без шансов, приклада просто нет — ну не считать же прикладом т-образный плечевой упор вроде тех, что были на германских МП-40? Так ведь у немцев он был хотя бы откидным…

Паша невольно заулыбался, наблюдая за тем, как я изучаю трофей — после чего, приблизившись, уточнил:

— Тут магазины на тридцать два патрона, как на немецких автоматах. Но ты имей в виду — лучше даже тридцать не заряжать. Двадцать девять потолок… Качество изготовления низкое, возможны задержки при стрельбе.

Я едва удержал крепкое ругательство, готовое сорваться с губ — но Гольтяев и так все прочел в моих глазах, коротко хохотнув. После чего решил чуть просветить меня:

— Когда англичане драпали из Дюнкерка, они не то, что тяжелое вооружение побросали, они даже личное оружие немцам оставили! Ранее у них была принята на вооружение лицензионная копия немецкого «Шмайссера» — не МП-38 Фольмера, к которому шли шмайссеровские магазины, а оригинальный пистолет-пулемет еще Германской войны, что немцы потом чуть доработали. Не иначе фрицам подарок оставили — у них ведь даже патроны одинаковые, 9×19 парабеллум… А когда спохватились, решили пойти по принципу максимально удешевления и упрощения конструкции — хотя и от «Шмайссера» многое взяли. Хоть тот же приемник магазина слева…

Согласно кивнув, я не удержался от колкости:

— Наши также разработали ППС в блокадном Ленинграде не от хорошей жизни. Но ППС — один из лучших в своем классе, а этот уродец просто какой-то Франкенштейн из мира оружия!

Осназовец добродушно рассмеялся, хлопнув меня по плечу. Он намеревался сказать что-то еще — но слова так и не сорвались с губ майора: где-то за вершиной перевала, на удалении в полкилометра от нас самое большое, грохнул винтовочный выстрел. А за ним еще один, и еще… Я отчетливо расслышал как знакомый голос отечественных трехлинеек, так и выстрелы «Гарандов»; вскоре к ним добавились пулеметные очереди.

— Наши бьются. В горах!

Благодушное настроение мигом слетело с Гольтяева; мгновенно напрягшись, Паша всего десяток секунд прислушивался к перестрелке, проигнорировав мое очевидное замечание, после чего принялся отдавать приказы:

— Чимин, Джису и Бём — со мной, на разведку! Миша, ты с Юонгом останетесь…

Но я уже отрицательно мотнул головой:

— Не надо, Паша. Юонг — корейский офицер, и в случае чего возглавит отряд. Без артиллерии я простой стрелок — и без знания языка при капитане буду третьей ногой, только мешать. Но стрелок я неплохой, пригожусь!

Паша не стал спорить — а хмурый Юонг лишь молча кивнул, соглашаясь с моим решением. Быстро сняв с себя лишнее и захватив лишь оружие, боеприпасы и гранаты, мы компактной группой двинулись вперед — Чимин в боевом охранении, остальные чуть позади. До вершины перевала оставалось немного, чуть более двухсот метров — и налегке, не отягощенные носилками с ранеными, мы бодрой рысью миновали заключительный участок подъема за пару минут самое большое!

После чего нам открылась картина развернувшегося на пологом склоне сопки боя…

Хотя боем разыгравшееся избиение назвать довольно сложно. Крупный отряд американцев, численностью под сотню рыл (явно не меньше роты) нагнал вдвое уступающую им группу корейцев — причем у последних на вооружение только трехлинейки Мосина. Наши пытаются вяло отстреливаться, но оторваться от врага уже нет сил — янки умело загнали их на каменистый склон, выдавив из раскинувшегося чуть ниже леса. И также умело отрезали бойцов КНА от ведущей с перевала тропы — группа солдат человек в тридцать (полноценный взвод), совершила фланговый маневр, обогнав корейцев и перекрыв им путь к спасению… В отличие от наших, американцы вооружены пулеметами — станковыми «Браунингами» М1917, ровесниками Первой Мировой и внешне очень похожими на наши «Максимы»! Даже охлаждение водяное — разве что огонь ведут с треножных станков…

Под прикрытием пулеметного огня янки могли бы подобраться поближе к залегшим среди камней корейцам и закидать их гранатами — но враг решил поступить изящнее, не желая лишних потерь. На наших глазах минометные расчеты, только-только покинувшие лес и поднявшиеся по склону всего метров на сто, принялись живо разворачивать «трубы» калибра 81 миллиметр; если не ошибаюсь, это М1, аналог нашего батальонного БМ-37. Разве что у последнего калибр 82 миллиметра — таким образом, советские минометчики способны использовать трофейные боеприпасы, а вот наши мины в «трубы» врага уже не лезут… Минометов у янки всего два — но и их беглого огня для полсотни корейцев будет вполне достаточно, чтобы нанести тяжелые потери и окончательно деморализовать бойцов.

Надо отдать должное, вражеский командир строит бой, словно опытный дирижер, ведущий хорошо знакомую ему партию. Вот только война — это не театральная опера, разыгранная по нотам, нет! Это сложное математическое уравнение с неизвестными величинами…

Сегодня такой «величиной» может стать наш отряд — если сумеем правильно воспользоваться ошибками врага. Точнее даже не ошибками — американский ротный ведь