Курсант Сенька - Дмитрий Ангор

Я же тем временем приложил снежок к разбитому носу — тот мгновенно окрасился кровью. Взглянул на Андрюху и произнес твердо.

— Я учусь в военном училище, а после — в армию. Но даже если б не это — ни за что к вашему Тихому не пошел бы. Ни при каких обстоятельствах!

И достал из кармана свои пятьдесят рублей и протянул ему.

— Это за Пчелу. Больше при себе нет. Пусть до зарплаты его не трогают, а там он сам рассчитается.

Они, естественно, поинтересовались — зачем заступаюсь за незнакомца и знаю ли его вообще. Я покачал головой отрицательно — впервые вижу мол, а прозвище случайно услышал.

Дружки Андрюхи усмехнулись презрительно и принялись переговариваться между собой.

— Ну даёт! Странный тип — в героя играет!

Андрюха же посмотрел на деньги, буркнул, что маловато, но деньги забрал. Затем подошел к Пчеле, наклонился над ним.

— Повезло тебе — живи пока. В последний раз отсрочку даем.

И наконец эти отморозки направились к своим «Жигулям», но перед отъездом крикнули мне.

— Если после армии работы не найдешь — Тихого ищи. А сейчас не добили только потому, что в военном учишься. С курсантами связываться — себе дороже.

Уехали… Я же с трудом поднялся и помог подняться перепуганному избитому Пчеле.

— Мужик, как дела? Можешь идти?

Тот кивнул — весь забитый, запуганный. И сразу принялся благодарить меня со слезами, причитая — какой же он дурак, что занял у Тихого столько денег, но больше неоткуда было взять, никто не давал. Жена, говорит, заболела, работать не может, а он с тремя детьми один остался. Да еще и другие долги есть — вот и влип. Веселая жизнь, ничего не скажешь…

Посоветовал я ему больше в долги не лезть — а то в следующий раз дети без отца могут остаться. И предложил довести до больницы или до дома, но он отказался — дойдет сам, недалеко живет. Зато поинтересовался — может, это мне в больницу надо? Я отмахнулся — нос не сломали, да и домой торопиться пора.

Распрощался с ним в общем, подобрал пакет с продуктами и поковылял к автовокзалу. Хорошо хоть пакет подальше убрал — а то бутылка шампанского разбилась бы. Впрочем, из осколков можно было бы розочку сделать, но это оружие опасное — мне такое не нужно…

* * *

Когда я вернулся домой с покупками, родители само собой сразу заметили мое избитое лицо. Мать, увидев разбитую губу и синяк под глазом, всплеснула руками.

— Сенька! Что с тобой стряслось⁈

Отец же молча осмотрел меня, нахмурив брови. Ну и я рассказал все как было, и мать тут же принялась причитать.

— Зачем ввязался, дурья твоя голова! Мало ли что могло случиться! Ведь убить могли!

— Правильно поступил, сын, — отец тяжело вздохнул, но положил руку мне на плечо. — Как настоящий мужчина.

С трудом мне удалось потом успокоить мать — она еще полдня ходила, вздыхая и качая головой. Но через пару дней все вошло в привычное русло.

И вот наступил Новый год. В нашей избе в Березовке началась настоящая предпраздничная суета. Мать с утра тридцать первого декабря носилась по дому как угорелая — то в погреб за соленьями сбегает, то на улицу за мясом.

— Петр! — кричала она отцу. — Сходи к Ивану Семенычу за самогонкой, а то одной водкой не управимся!

И отец, покряхтывая, натягивал валенки.

— Зина, да у нас и так полдома выпивки стоит! Куда еще?

— А гости как же? А соседи? Новый год — раз в году праздник!

К вечеру наш стол уже ломился от угощений. Мать наготовила всего, что душа пожелает. В центре стола красовался поросенок, которого мы сами откормили — румяный. Рядом — домашняя колбаса, которую мать делала еще в ноябре, селедка под шубой (мать называла ее «селедочкой под шубкой» и всегда гордилась, что у нее получается лучше всех в деревне), салат оливье с настоящей докторской колбасой.

— Сенька, неси икру красную! — распорядилась мать. — Обе баночки ставь, не жалей!

Рядом с икрой стояли мандарины, пахнущие далекими южными краями. А в центре стола, словно царица, возвышалась бутылка советского шампанского «Советское».

— Петр, включай «Голубой огонек»! — скомандовала мать, вытирая руки о фартук.

Отец включил наш телевизор, и по экрану поплыли знакомые лица артистов. Мать присела на минутку, но тут же вскочила.

— Ой, а капусту-то забыла! Сенька, беги в погреб за квашеной!

Я спустился в погреб и вынес банку квашеной капусты — хрустящей, с морковью, какую только мать умела заготавливать. На столе уже красовались соленые огурцы и помидоры, маринованные грибы, сало с чесноком, которое отец нарезал тонкими ломтиками.

В одиннадцать же к нам пожаловали соседи — дядя Вася с тетей Клавой, Витька, Иван Семеныч с самогонкой и еще человек пять с нашей улицы. Каждый принес что-то к столу — кто пирожки, кто домашнее вино.

— Ну что, мужики, за что пьем? — поднял рюмку дядя Вася.

— За мир! — хором откликнулись все.

— За урожай будущий! — добавил Иван Семеныч.

— За здоровье! — подхватила тетя Клава.

Мать разливала всем по рюмочке, а мне налила лимонада в граненый стакан.

— Зина, а твоя селедка под шубой — это просто песня! — расхваливала тетя Клава.

— Да ладно, обычная, — скромничала мать, но было видно — ей приятно.

Отец тем временем травил анекдот.

— Значит, приходит мужик в магазин — «Дайте колбасы докторской». А продавщица ему — «Нет докторской». — «А какая есть?» — «Любительская». — «Не надо, я не любитель, я доктор!»

Все покатились со смеху, дядя Вася даже поперхнулся самогонкой. А когда часы стали отбивать полночь, мы поднялись с рюмками. Отец торжественно откупорил шампанское — пробка выстрелила и угодила прямо в потолок.

— С Новым годом! С новым счастьем! — кричали мы, чокаясь.

— Господи, какая же я счастливая! И семья здорова, и на столе всего вдоволь! — мать даже прослезилась.

После потом полуночи, когда гости изрядно повеселели, а дядя Вася затянул «Катюшу», за мной заехали друзья. Мишка недавно получил права и прикатил на мотоцикле с коляской.

— Сенька! — заорал он с улицы. — Выходи, поехали в клуб на танцы!

Я выскочил на