Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

У компьютерного человека Кости веки чуть подрагивали и выражение лица было открытое, почти детское. Акула, наоборот, и в бессознательном виде был сосредоточен и как будто чем-то недоволен. Николаич в своём флегматичном полноватом спокойствии напоминал восточного дремлющего будду. А лысый охранный Фёдор шевелил в гипнотическом сне щекой и собирался, видимо, вот-вот уже проснуться. Жека деликатно прикрыл глаза и дальше стал наблюдать из-под опущенных век.

Фёдор пошевелил снова щекой, а потом ещё губами. Он, в отличие от Жеки, увиденное после пробуждения воспринял с некоторым удивлением: где, мол, это я? Потом удивление на бровастом серьёзном лице медленно растворилась. Фёдор посидел, глядя в какую-то одну точку на столе, на стене или в неведомых пространствах, затем вдруг выдохнул резко и спрятал ладонями лицо. Склонился низко над столом, чуть даже под стол не полез. Посидел так немного. Выпрямился, вздохнул, пошарил ещё немного пальцами у глаз, успокоился.

Охранный человек Фёдор вытирал нечаянные слёзы, и только что вернувшийся из солнечных детских времён Жека прекрасно его понимал.

Тут уже, как по команде, зашевелились, запросыпались все остальные.

На улице, пока они здесь, присутствуя, отсутствовали, относительно тихая погода закончилась, и теперь кругом бушевала настоящая буря. Огромной силы ветер ободрал и утащил с площадки перед окном почти весь снег, и земля там лежала непривычно серая, голая. Вихрь проносил летучие массы чего-то тёмного, непонятного — наверное, смешавшегося с кусками земли снега. И темно на улице было не оттого, что там вечер или ночь, просто за бураном этим было не видно неба. Иногда, очень редко, оно всё же показывалось на какие-то мгновения, затянутое неподвижными однообразными облаками, и тогда в возникшем просвете мелькали чёрные клочковатые тучи, проносились намного ниже облачного слоя, да так стремительно, что Жека не мог припомнить, чтобы когда-нибудь такое видел. Да, ничего так поменялась погодка-то. Подумалось: интересно, сколько же проходит времени здесь, пока мы — там?

Все столпились у окна и взглядывали теперь наружу, не говоря ни слова, ни даже, что удивительно, какого-нибудь междометия.

Под окном не переставая свистело и дёргало раз за разом наружный металлический подоконник. А навес над входной дверью временами начинал так дёргаться и дребезжать, что его, казалось, вот-вот сдёрнет порывом, и он улетит, кувыркаясь и отскакивая от земли, куда-нибудь за холмы. Сквозняки проникали из оконных углов, и из двери в тамбур тоже сифонило будь здоров. И при всём при том ветер-то дул с обратной стороны, и всё равно здесь творилось вот такое. Навались он всей силой в лоб, напрямую, то окно скорее всего и вдавило бы внутрь комнаты. Теперь стало понятно, почему в Башне всего два окна. Надо было ещё посмотреть, как там кухонное, выдерживает ли.

Глядя на эти жуткие картины, Жеке подумалось, что если ветер усилится ещё больше, то и Башню тогда сдёрнет с места, выкорчует из земли и поволочёт по свистящим полям. И они будут биться здесь внутри о стены и потолок вместе со столом и шкафами, как пластмассовые бубки в детской погремушке. А потом буря оттолкнётся от холмов, как от трамплина, и запульнёт Башню с её невезучими обитателями подальше в космос, как большую белую ракету…

— Так, ну его на хер! — раздался, перекрывая ветряные свисты и железные дребезжания, сердитый Акулий голос.

Тут же щёлкнул выключатель, и комнатный сумрак уступил место яркому свету потолочных светильников. И тогда наваждение спало, все очнулись, заходили, кто-то вернулся в кресло, другие побежали наперегонки в сторону умывально-туалетных мест. Жека остался у окна один, но смотреть туда теперь из освещённой комнаты было неинтересно. Там был виден только прямоугольник от падающего из окна света, в нём мелькали и дёргались тёмные тени вихрей.

Постепенно народ собрался снова в креслах за круглым столом. На кухню никто не шёл — видать, не было ни у кого аппетита. Может, отбил у всех аппетит вид бушующей за стенами свирепой стихии. Такая буря и в знакомых краях показалась бы жуткой, а уж там, где они теперь находились — в этих непонятных местах, а может, и вообще в другом неизведанном мире, — всё это очень подавляло.

— Говорил же, что надо идти осмотреться, пока была возможность, — проговорил Акула хмуро. — Вдруг там какие следы цивилизации нашлись бы. Может, дорога…

Пиджак свой торговый человек снял и где-то оставил, сидел теперь за столом в тёмной блестящей водолазке. Никто ничего не ответил, вздыхали, пожимали плечами. Жека был согласен: да, нужно было сходить. Хотя, если бы они пошли тогда с Акулой вдвоём, поход их наверняка закончился бы ровно тем же.

Буря завывала снаружи, дребезжало железо, подрагивало оконное стекло.

— Давайте лучше без света, — поднялся из-за стола таблеточный человек Костя. — А то как будто кто-то смотрит оттуда, а мы тут сидим, как в витрине…

Он пошагал к выключателю. Против никто не выступил.

Свет погас, и постепенно темнота за окном перестала быть чёрной, стала мутной, серой и метущейся. Получилось ли от этого уютнее? У Жеки на этот счёт были сомнения.

Посидели немного в молчании.

— Может, нас туда отправляют в наказание? — выдал вдруг ни с того ни с сего человек-Фёдор.

В сумраке лица его было не видать.

Глава 15

Фёдор заговорил про наказание, и остальные уставились на него во все глаза.

— Я в том плане, — продолжал он, — что вот показали нам, напомнили, какая была жизнь… А потом бросят обратно в нашу, бестолковую и бессмысленную…

Костя хмыкнул у себя в темноте кресла. Николаич как обычно промолчал. А вот Акула, само собой, промолчать никак не мог.

— Давай будем говорить каждый за себя, — бросил он насмешливо. — У меня, например, жизнь наполнена массой разных смыслов. Даже, прикинь, не всегда успеваю все их реализовать. А тебя, кстати, что, сильно есть за что наказывать?

Фёдор, кажется, отвечать ему не собирался.

— Всегда есть за что наказать, — произнёс вдруг негромко Николаич. — Просто вот хватай любого мужика, ну, взрослого, конечно, закрывай в камеру и ничего не ему не говори — и каждый будет знать, за что же это его так…

Акуле эта мысль очень понравилась. Он довольно хохотнул, пробормотал: «Ну, даёшь, Николаич, глубоко копаешь», — и притих задумчивый.

— А мне кажется, — сообщил из своего угла человек Костя, — что всё это научные исследования. Произошёл всё-таки у учёных прорыв, придумали, как перемещаться по линии