Темный Лорд Устал. Книга I - Тимофей Афаэль

И после всего этого я должен был давиться этим… этим оскорблением концепции кулинарии?

Я с отвращением отодвинул от себя тарелку. Нет. Так не пойдет. Какой смысл строить идеальную, неприступную крепость, мой личный «Эдем», если внутри нее мне придется питаться как варвару? Изысканная кухня — это не прихоть. Это такой же элемент порядка и гармонии, как и правильно выстроенный защитный барьер или идеально подстриженный сад. Мой покой складывался из мелочей, и эта мелочь была критически важной.

Я вызвал Себастьяна.

Дворецкий появился на пороге, ожидая моих указаний. В соседней комнате я чувствовал присутствие Глеба и Алины — они, очевидно, ждали меня для вечернего отчета по безопасности и строительству. Они ждали серьезных, стратегических решений.

Я посмотрел на Себастьяна.

— У меня для тебя новое, самое важное на данный момент, поручение.

Дворецкий выпрямился, его лицо стало сосредоточенным. Алина и Глеб за стеной, я уверен, тоже навострили уши.

— Найди мне повара, — произнес я.

Себастьян непонимающе моргнул.

— Простите, господин?

— Ты меня слышал, — я откинулся в кресле. — Мне нужен повар. Не просто хороший повар, а гений. Человек, который понимает еду как искусство. Это твой главный и единственный приоритет на ближайшее время. Важнее строительства, важнее безопасности.

В комнате повисла тишина. Я чувствовал, как за стеной ментальные шестеренки в головах Алины и Глеба со скрежетом пытаются обработать этот приказ. Я почти физически ощущал их недоумение. Их таинственный, могущественный наниматель, который ломает умы, двигает горы и противостоит кланам, только что объявил поиск повара своей важнейшей задачей.

Себастьян, в отличие от них, оправился от шока первым. Его лицо снова стало непроницаемым. Он был идеальным слугой. Не анализировал приказы, а их исполнял.

— Слушаюсь, господин, — с легким поклоном произнес он. — Я немедленно займусь этим.

Себастьян, к его чести, воспринял мой, казалось бы, абсурдный приказ с абсолютной, почти военной серьезностью. Он не стал задавать вопросов. Он понял главное: для нового господина не существовало «важных» и «неважных» дел. Были лишь задачи, которые должны быть выполнены с максимальной эффективностью.

И он превзошел самого себя.

Используя мои финансовые ресурсы и свои старые связи в высшем свете, он организовал то, что мои суетливые «родственники», подслушивающие из-за дверей, тут же окрестили «Великим Кулинарным Судом».

Слух о том, что загадочный и богатый Калев Воронов ищет личного повара и готов платить за это целое состояние, разлетелся по городу со скоростью лесного пожара. Для местной кулинарной элиты это был не просто шанс заработать. Это был вызов. Возможность доказать свое превосходство и получить самого потенциально влиятельного патрона в регионе.

На следующий день, с самого утра, к воротам поместья Вороновых, которые Себастьян предусмотрительно приказал отмыть и смазать, начали подъезжать автомобили. Из них, один за другим, выходили напыщенные, одетые в белоснежные кители мужчины с лицами, полными чувства собственной важности. Это были лучшие из лучших: шеф-повара ресторанов с нишленовскими звездами, личные повара иных кланов, победители всевозможных кулинарных конкурсов. Каждый из них прибыл со своей командой ассистентов, которые тащили за ними ящики с редчайшими ингредиентами: от выдержанной в горных пещерах говядины до трюфелей, доставленных утренним рейсом.

Кухня поместья, не видевшая такой активности уже лет пятьдесят, превратилась в гудящий улей. А я… я сидел в большой, пустой столовой за длинным, натертым до блеска столом. Передо мной была лишь одна тарелка, вилка, нож и бокал с чистой, холодной водой. Себастьян, исполнявший роль церемониймейстера, торжественно вводил кандидатов по одному. Представление началось.

Первым был мсье Жан-Пьер, местная кулинарная знаменитость, известный своими, как он их называл, «деконструкциями» классических блюд. Он вошел в столовую с таким видом, словно был не поваром, а божеством, сошедшим с небес, чтобы осчастливить меня своим присутствием.

— Господин Воронов, — пропел он с сильным, наигранным акцентом, — сегодня я представлю вам не просто еду. Я представлю вам воспоминание. Воспоминание о воскресном ужине у вашей бабушки. Я называю это блюдо «Эссенция Жареного Цыпленка».

С этими словами его ассистент с благоговением поставил передо мной тарелку. Она была огромной, белоснежной, и почти абсолютно пустой. В центре, на пересечении трех капель какого-то соуса, возвышалась горка белой пены, а на ее вершине, словно корона, лежал один, крошечный, идеально квадратный кусочек хрустящей куриной кожицы.

«Анализирую, Ваше Темнейшество, — тут же вмешалась ИИ. — Соотношение тарелки к еде составляет примерно сто к одному. С точки зрения эффективности — катастрофа. С точки зрения пафоса — зашкаливает».

Я молча взял вилку. Мсье Жан-Пьер наблюдал за мной, его лицо выражало самодовольное предвкушение. Он, очевидно, ждал, что я сейчас заплачу от нахлынувших чувств.

Я аккуратно подцепил кусочек кожицы и отправил его в рот. Затем зачерпнул немного пены. Я не просто попробовал, а проанализировал структуру, температуру, баланс соли и кислоты. Послевкусие.

Прошла долгая, напряженная минута.

— Ваша «эссенция», мсье, — произнес я наконец, глядя ему прямо в глаза, — имеет вкус разочарования моих родителей, если бы они у меня были.

Ухмылка на его лице застыла.

— П-простите?

— Вы взяли цыпленка, — продолжил я ровным, безэмоциональным голосом, — существо, которое прожило свою короткую, но полную смысла жизнь. Вы убили его, ощипали, зажарили, извлекли из него вкус, а затем… превратили его в воздух. В пену. Вы взяли суть и заменили ее формой. Вы не деконструировали блюдо, вы его аннигилировали. В этой пене нет ни воспоминаний, ни вкуса. Только тщеславие повара, который считает, что он умнее продукта, с которым работает. Слишком много воздуха, слишком мало цыпленка.

Я отложил вилку.

— Это не еда. Это оскорбление. Следующий.

— Но… но критики… — пролепетал он.

— Ваши критики, мсье, очевидно, давно забыли, какова настоящая еда на вкус. Возможно, им стоит попробовать обычную жареную картошку. Иногда это помогает прочистить рецепторы. И мозги.

Лицо Жан-Пьера прошло все стадии от шока и неверия до багровой ярости. Он открыл рот, чтобы возразить, чтобы защитить свое искусство, но, встретившись со мной взглядом, захлопнул его. Он увидел, что я не спорю.

Я выношу вердикт.

Он развернулся и, спотыкаясь, почти выбежал из столовой, сопровождаемый бесстрастным Себастьяном. Униженный. Раздавленный. И это было только начало.

Жан-Пьер выбежал из столовой, бормоча проклятия, а я сделал глоток воды, чтобы очистить рецепторы от вкуса его тщеславия. Себастьян, с лицом бесстрастного палача, тут же убрал тарелку и впустил следующего претендента.

Этот был полной противоположностью предыдущему. Здоровяк, похожий на