Братство. Второй шанс - Никита Киров

Но зато совесть у молодого чекиста останется чистой, и ему не придётся бухать до потери пульса, чтобы её заткнуть — выбранный жертвой человек остался жив.

Впрочем, больше всех этому радовался я. Пусть угроза снята не полностью, но уже второй человек избегает своей судьбы. Шустрый не уехал на зону, а Слава Халява, временами вредный и избалованный мажор, но всё же верный друг, даже не понял, что действительно избежал жестокой смерти. Он не пропал без вести, он остался в городе.

По итогу разговора, Петренко будет писать рапорт на Климова из-за его художеств, Громов тоже напишет.

Ситуация-то на самом деле понятная. О похищении Халявы знали как Громов, так и Петренко, как и понимали то, что это совсем незаконно. Но Громов сам мне всё рассказал, ну а Петренко меня не интересовал. Хрен с ним, Халява не в обиде, так что пусть чекист едет куда-нибудь в свои края и работает там дальше, раз всё сорвалось. Может, проникнет к кому-нибудь ещё, и, быть может, это потом поможет уничтожить очередного полевого командира.

Всё равно война скоро начнётся ещё раз, и это я знал лучше всех.

Суть-то не в этом, не в них двоих.

Проблема-то была в Климове, который мог оказаться злопамятным и отыграться на нас за проигрыш, поэтому надо прикрываться всем нам. Так же, как делали, когда оборонялись против военного следователя.

Тем более, оба те ещё карьеристы, и методы против них работают одинаковые.

Короче, после разговора с Петренко всё пошло как по маслу. С Громовым я уже нашёл общий язык, ну а Петренко отправил рапорт в Центр по своим каналам.

А Центр как раз искал, на ком оторваться. И это оказались не мы.

ФСБ, в прошлом году переименованная из ФСК, на тот момент не была монолитом. Там были старые КГБшники и пришли новые, и между собой они все уживались не очень.

И рапорт на старого КГБшника Климова пришёл кому-то из новых чекистов. По нужному адресу, короче говоря.

* * *

Уже вскоре в здании напротив нашего будущего клуба сидел новый человек, прилетевший из Москвы.

Капитан Свиридов из управления собственной безопасности, молодой чекист лет тридцати, был предельно вежливым, выслушал меня, Царевича и Халяву, делая какие-то пометки в блокноте, а после сказал:

— Кстати говоря, насчёт этой истории с орденом, — произнёс он. — Мы узнавали, там и правда было движение. Правда, не орден, а медаль за отвагу. Зачем мне орден — я согласен на медаль, — процитировал Свиридов Тёркина.

— А вручит-то её не банда ваххабитов? — спросил я с усмешкой.

— Не, всё будет хорошо. Можно расслабиться.

Не, вот мы с этим расслабляться не будем.

Во-первых, хоть в Чечню и не ушло, что это Славик прикончил старшего брата Зелимхана Дасаева, но это не значит, что полевой командир забудет о мести и не будет искать дальше.

Во-вторых, Климова никто не собирался арестовывать. Просто его собираются перевести на Дальний Восток, пока идёт следствие о его сотрудничестве с ваххабитами. Ведь именно так Центр истолковал его действия.

Конечно, когда Климов это понял, то попытался прикрыться, и даже выходил со мной на связь.

— Да ты меня не так понял, — кричал он один раз по телефону. — Всё должно было быть тютелька в тютельку…

Но было поздно, маховик уже крутился. Впрочем, я иллюзий не строил. Если бы у него удалось, историю могли бы замять, ведь победителей не судят. В первой жизни ведь замяли.

Но суть кое в чём ещё. Они оценили, что я помог им не вынести сор из избы, хотя мог и могу до сих пор. Но Громов остался в городе, и с ним я смогу поработать, потому что задача-то у нас одна. И не помешает, если появится новый наёмник.

Короче, одни проблемы решаются, другие временно становятся не такими опасными, но остаются. Зато у нас появляется время окрепнуть и заняться делом.

Чем больше у нас будет влияния, знакомств и денег, тем проще нам будет встречать такие угрозы. Тем более, с местным чекистом Громовым общий язык мы нашли.

Ну а сам я поближе познакомился с Султаном и его дядей, людьми жёсткими и способными на многое, когда их припрут к стене.

Впрочем, наши пути не пересекались, чтобы снова воевать с ними. У нас был свой путь. А то, что пропали его гости, никто особо и не обсуждал. Будто они уехали и больше не возвращались.

Ну а мы готовились к переменам.

* * *

Когда приезжает проверка, ничем хорошим это не заканчивается никогда.

Но ещё хуже, когда такая проверка уезжает, а вскоре возвращается офицер, который был с ней, чтобы устроить разбор полётов.

Вчера у нас были белые джипы с надписью UN на двери, которых сопровождали штабные офицеры, но они вскоре уехали дальше, мы их не интересовали.

А сегодня утром показались военные «уазики», сопровождавшие другие джипы: тоже белые, с синими квадратами на двери, где было написано «OSCE» и «ОБСЕ». С ними иностранные журналисты.

Одна из них, блондинка с кудряшками, докопалась до Славы Халявы.

— Май нейм из Владислав, — говорил он на английском, но с сильным акцентом, — энд хир из май пост, — Славик показал на мешки с песком, за которыми сидел с автоматом. — Сомтайм ай…

Говорил он медленно и не очень уверенно, но журналистка всё же его понимала, а он её. И судя по его виду, Халява отчаянно пытался с ней флиртовать.

Язык-то он худо-бедно знает, всё же учился в частной школе, правда, на одни тройки. Ну и за бугор ездил, единственный из нас, порой рассказывал нам о Лондоне и Нью-Йорке. Судя по отдельно доносившимся до меня словам, он и ей начал чесать про это, она тоже оживилась.

Другая, черноволосая женщина с вытянутым лицом, что-то спросила на французском у Шопена.

— А? — только и смог произнести он.

— Что вы здесь делаете? — перевела усталая переводчица, полная тётка в военном мундире с погонами лейтенанта и добавила от себя: — Только побыстрее отвечай, нам ещё дальше ехать.

— А. За собаками смот’ю, — Шопен показал вперёд. — Вон одна пришла. Жалко их, животинок, они же не виноваты, не понимают, что происходит, пугаются. Но к