Братство. Второй шанс - Никита Киров

Приходят, потому что он их подкармливал. Этот рыжий дворовый пёс приходил и садился перед нашим блокпостом, пока Шопен ему что-нибудь не давал. Каждый раз он давал себя погладить, аккуратно брал угощение и уходил. Шопену он понравился, ведь знал команды и никогда на нас не лаял и не рычал.

Сегодня пёс снова пришёл, и его снимали камеры журналистов. Когда-то он был домашним, но теперь живёт на улице, а хозяев больше нет или им не до него, самим бы выжить.

Таких бродячих животных в некоторых районах было слишком много, и не все они были такими ласковыми. Они часто собирались в стаи и грызли убитых на улицах, особенно когда шли городские бои, а потом вообще нападали на людей. Причём не на военных, а на мирняк, особенно на детей и женщин, кто оказывался в одиночестве. Будто научились понимать, что такое оружие и у кого они есть.

Но этот был добрый и умный, а ещё очень полезный.

На заросшем травой поле, откуда он приходил, стояли растяжки, и собака будто понимала, что это такое, и безошибочно их обходила.

Мы заметили их давно, но не снимали — они стояли удачно для нас, прикрывая подход с одной стороны. Хотя ставили-то их «духи» против нас. Просто только они натягивали медную проволоку. Мы так не делали — медь хорошо видно на солнце, поэтому на ней скорее подорвётся кто-то из мирных, чем противник.

Вот только суть в том, что за этими явными стояли и другие растяжки и мины, укрытые более грамотно. Сделали так, чтобы мы расслабились и подорвались. Вот поэтому лишний раз мы туда не лезли.

И вот тут-то этот пёс нам помогал. Он всегда выбирал безопасные тропы, где не было никаких растяжек, и мы их использовали для вылазок и разведки. Как-то понимал, где стоит эта гадость, и это было нам на руку.

Поэтому пёс был желанным гостем.

Пёс ждал, а Шопен под прицелом камер вышел, погладил его, пожал лапу и дал хлеб. Псина взяла его аккуратно из рук, а овчарка Федя, наш минно-розыскной пёс, гавкнул от возмущения, наблюдая эту картину. Я его погладил, чтобы тот не чувствовал себя забытым.

Рыжая дворняга убежала по безопасной тропинке с куском хлеба, и наблюдатели, поумилявшись, вскоре уехали.

А на следующий день вернулся штабной полковник с проверкой. Перед комиссией и приехавшим с ними генералом он ходил по струнке, а сейчас отчаянно матерился, брызгая слюной, и искал, кого наказать за все недочёты. А наказывать он умеет. Переведёт куда-нибудь, откуда не возвращаются. Так уже делал и не раз.

Он уже вставил попавшемуся под горячую руку Маугли, но больше всего досталось комбату. А когда он закончил с ним, то заметил Шопена. И что вдали его ждал пёс, помахивающий хвостом.

— Вы чё тут зоопарк развели⁈ — орал полковник. — Живо разобрались с этой дрянью!

— А? — Шопен открыл рот от удивления.

— Бэ! Бестолочь! — полковник выдал длинную матерную тираду. — Подстрели эту падаль!

— Но…

— Стреляй, кому говорят… устроил тут! Живо! — он снова сматерился.

Шопен, побледневший как смерть, медленно отошёл и занял позицию, двигаясь так, будто надеялся, что полковник отменит приказ. Но тот ждал. Шопен приподнял автомат, нацеливая в ту сторону.

— Беги, беги, — шептал он, будто собака могла услышать.

Не услышала. Пёс, увидел кормильца, доверчиво замахал хвостом и пошёл навстречу. Ствол автомата медленно дрожал, Шопен набрал воздуха в грудь…

А Толя не выстрелит, не сможет. В кого-кого, но он никогда не сможет поднять руку на животное. И из-за этого попадёт в неприятности, даже если выстрелит мимо — мстительный полковник это поймёт.

— Быстрее, — наседал он, поглядывая на часы.

— Беги, — шепнул Шопен.

— Снайпер! — раздался крик.

Следом очередь.

Та-та-та!

Несколько трассирующих прошли над заросшим полем и ударили в заброшенный полуразрушенный дом на том краю.

Хлопнули дымовухи прямо перед нами: одну кинул я, другую — Самовар. Полковник торопливо нырнул к земле, и вскоре куда-то делся, ну а собака, испугавшись шума, ушла по безопасной тропке.

— «Духа» там увидел, — доказывал всем Самовар, когда начали разбираться, что случилось. — Сидел там, прицел блестел. Он же часто откуда-то в нас долбит.

— Смотри мне тут, — Маугли погрозил ему кулаком. — Если там никого не было…

— Там он сидел! — продолжал Пашка хитрым голосом, но в какой-то момент подмигнул Шопену. — Вдруг бы товарища полковника подстрелил? Какая бы это была для нас невосполнимая потеря.

* * *

Сегодня воскресенье, а ещё первый день зимы — первое декабря. Хотя зима в наших краях наступала намного раньше.

Последние дни были напряжёнными, так что сегодня я проспал дольше обычного. Когда проснулся, то слышал, как стучала пишущая машинка — отец засел печатать с утра, раз выходной.

Я не спеша потянулся, поднялся и вышел в зал. Телевизор работает, батя печатал, в кружке на столе парил свежезаваренный чай.

— Чайник кипячённый, — сказал он, отвлекаясь от машинки. — Ты уйдёшь сейчас?

— Да, дел много.

— Важных? — батя снова напечатал.

— Сейчас всё важно. Просто что-то срочно, а что-то нет.

Я ополоснул лицо, вернулся в зал и сел на диван, посмотреть, что это там по телевизору. Какая-то аналитическая передача, показывали события недавнего прошлого.

На ней пьяный Ельцин отобрал у дирижёра палочку и размахивал ей перед оркестром. Помню, какое событие это было, офицеры даже через год это обсуждали и злились.

Случилось это как раз незадолго до начала войны в Чечне, в Берлине. Немцы праздновали спешный вывод наших войск из Восточной Германии. Туда приехал и Ельцин, ведь по его же отмашке огромную полумиллионную группировку вывели оттуда, ещё и намного раньше срока. Целую армию тогда вывезли в Россию и разместили буквально в чистом поле. Ни квартир для военных, ни баз для техники — ничего.

Я знал некоторых, кто это пережил. И никому это не нравилось. Зато президент вот как радуется на записи, весёлый какой: палочкой машет и «Калинку» поёт. А через четыре месяца «весело» будет уже нам, в Грозном.

— У нас мужик работает, — начал отец, — у него прозвище — Немец. Он как раз служил в Германии в советское время. Но уволился из армии до Чечни, когда их вывели. Очень матерится, когда вспоминает.

— Тоже знал пару человек из ГСВГ, — я кивнул.

—