Братство. Второй шанс - Никита Киров

Сегодня выходной, на рынке как обычно толпа. Но в эти дни на рынки ходили все. Тут и продукты можно купить подешевле, чем в магазинах, и знакомых обязательно встретишь и потрещишь, да и можно просто поглазеть на то, что лежит на прилавках или продаётся из-под полы.

Но сегодня много и тех, кто собирался зарабатывал на посетителях иначе. Были карманники, разводилы, напёрсточники и прочие, кто хотел выманить у посетителей денег.

И была ещё одна своеобразная публика: нищие. Были бомжи, были цыганки, были беспризорные дети и детдомовские, ну и был особый сорт такого народа — якобы ветераны Чечни, Афгана и прочих горячих точек.

Кто-то из них был без конечности, кто-то раненый с перевязанной рукой, кто-то просто нацеплял военную форму или ездил на коляске.

Наши парни таких не любили, потому что все эти «ветераны» почти всегда были фальшивыми. Шустрый иногда к ним подходил, он таких актёров не любил особенно сильно.

Само собой, физически ничего им не делал, потому что по жизни был не из тех, кто готов тронуть человека слабее себя. Да и охрана бы вмешалась, её тут много. Дело-то выгодное, конечно. Не для тех, кто стоит на морозе, а для тех, кто на них зарабатывает.

Шустрому же было интересно разоблачать их. Сам он не очень походил на участника боевых действий, поэтому многие начинали ему чесать, как штурмовали Грозный, но неизменно проваливались на мелочах, которые знать не могли.

И всё же, иногда среди них попадались и настоящие, и это было нам неприятно.

Заметив, как возле киоска с газетами стоял парень в грязном военном бушлате и медленно тянул слова, как контуженный, Шустрый пошёл его разоблачать.

Но в десяти метрах от него он остановился, как столб, потом медленно, с обескураженным видом, вернулся к нам.

— Смотрите, пацаны, не узнаёте? — Шопен снова показал на него. Голос дрогнул. — Лёша Коробочка это. Не помните его?

Я его узнал, хоть он и совсем не похож на того парня, которого мы видели. Сгоревшие брови так толком и не отросли, волосы тоже не восстановились, а на щеках остались шрамы от ожогов.

И всё же, мы его хорошо помнили, поэтому узнали.

* * *

— Нет, — танкист смотрел на нас сверху из своего люка, положив голову на руки. — Нельзя. Сожгут.

Говорил он мягко и тихо, совсем не по-командирски. Но это и не командир танка Т-80, молодой ещё слишком. Из-под шлемофона торчала отросшая светлая чёлка. Лицо грязное, перемазанное, и серые глаза из-за этого казались слишком яркими.

— Там наших прижало, — Маугли активно жестикулировал. — В засаду попали, трёхсотых много. Федин обещал, что поможет вытащить, что отправит машину. Прикрыть надо. Чё вы встали? Поехали!

— Федин из другой роты, нам не указ, — танкист пожал плечами. — А нашего командира убили, вон он лежит. Я вообще наводчик, вместо него сейчас. Чё сейчас делать — непонятно. Но точно не туда ехать. Сожгут. Видел, сколько их там? Нельзя.

— Не поедем, — из люка на корпусе высунулся грязный мехвод. — Не упрашивай. И уйди уже отсюда. А то чичи поймут, что здесь люди всё-то сидят, ещё раз пальнут.

— Да мы прикроем, — обещал Маугли. — Там есть место… ну вы чё? Поехали, блин! Это приказ!

Оба танкиста молча влезли внутрь и закрыли люки. Маугли сматерился и махнул рукой. Злится новый взводный, но он плохо умеет разговаривать с другими, сразу строит из себя командира.

Аверин живо бы договорился с танкистами, но его рядом не было. Придётся с ними говорить нам самим или каюк, потому что ждать, когда придут танки Федина, мы не могли — обложат там всех и перебьют.

А вот лицо у парня было мне знакомо. Видел я где-то этого длинного, худого и какого-то слишком домашнего пацана, излишне робкого что там, что здесь.

— Попробую с ним поговорить, это вроде земляк наш, — сказал я. — На бокс он ходил с нами, но недолго.

Маугли кивнул, а я полез на танк. Снизу подсадил Шопен и что-то сунул мне в руку.

— На всякий случай, — сказал он. — Мало ли, вд’уг сладкое любит.

Это была половина шоколадки в фольге, Толик выделил из своих запасов для переговоров. Он же общительный порой, и знает, кому шоколадку дать, а кому особую фляжку, которую всегда носил с собой. Никогда не ошибался.

Я помахал рукой перед грязным стеклом оптики танка, и люк снова открылся.

— А тебе чего? — спросил наводчик, высовываясь наружу.

— Андрюха, — я протянул руку.

— Лёша, — представился он, пожимая её.

— Матвей Сергеич, — донёсся голос мехвода из глубин танка.

— Держи, — я отломил одну дольку шоколадки и протянул большую часть наводчику, а сам съел свой кусочек. Горький, сладости очень мало. — Ты же из Тихоборска, земляк? К Степану Вадимычу ходил на бокс? Лицо знакомое, но мы как-то особо не разговаривали.

— Немного ходил, — наводчик откусил немного и протянул вниз. — Мне тогда нос разбили, мамка запереживала, больше не пускала. Запретила.

— Это чё? — спросил мехвод снизу. — Шоколадка? А водки нет?

— Спирт есть, но у нас в заначке, — сказал я. — Помогите, мужики. А то и сами поляжем, и пацаны там останутся раненые. Чё с ними сделают — вы сами знаете. А там место хорошее есть, — я показал, — тот магазинчик, глянь. Вам заехать за ту пристройку, они вас там не достанут. А кто попытается обойти сзади — прикроем.

— И напоите потом? — Лёша улыбнулся.

— Да сколько угодно. И напоим, и накормим, и на руках таскать будем. Должок не забудем.

— Доживи сначала до вечера, — отозвался мехвод снизу. — А то все обещают долги вернуть, да мрут, как мухи. Я против.

— Не выйдет, — Лёха пожал плечами и полез вниз.

Люк закрылся. Я спрыгнул на землю, разбрызгав во все стороны грязь.

— Никак? — спросил Шопен.

Я помотал головой и показал вперёд. Пора идти…

Помощи ждать не стали, пошли. Но там «духи» конкретно прижали нас огнём к земле.

Сухие трески автоматных очередей раздавались со всех сторон. В стену ударила пуля и со свистом отрикошетила, и я втянул голову, хотя помнил, как приговаривал Аверин: «Если слышишь пулю, то она не для тебя». Во рту чувствовался