Физрук: на своей волне 3 - Валерий Александрович Гуров

— Спасибо, не голоден, — ответил я и прошёл к столу.

Сел на старенькую табуретку, которая подо мной скрипнула.

— Таблеточку тебе дать, зайчик? — спросила медсестра с материнской интонацией. — Давление, небось, опять поднялось? Опять эти бесстыжие дети тебя довели до белого каления?

Мария Николаевна всё же протянула мне «Ромашку» в золотистом фантике.

— На, Вовочка, возьми. Сладкое полезно для мозга, — сказала она серьёзно.

Я взял конфету, кивнул в знак благодарности. Моя теория снова подтверждалась. Каждая женщина, попадающаяся на моём пути, обязательно хотела меня чем-нибудь накормить.

Медсестра деловито достала тонометр — старенький, но надёжный, с потрёпанной грушей и пожелтевшей шкалой.

— Так, Вовочка, рукавчик засучи, — скомандовала она. — Давление тебе измерим!

Я послушно поднял руку, хотя хотел было возразить, что времени у меня немного. Но женщина подняла палец, не глядя, — мол, тише, не мешай работать профессионалу.

Манжета зашуршала, заработал насос, и стрелка задрожала на циферблате.

Наконец Мария Николаевна сняла манжету и посмотрела на меня поверх очков.

— Вова, милый, так у тебя давление — хоть в космос отправляй. Почти как у космонавта, — сказала она с лёгким восхищением. — Но всё равно близко к границе. Лечение, видать, пошло тебе на пользу.

— Спасибо, — ответил я. — Но дело в другом. Мне сегодня неважно по самочувствию, и я хотел бы, чтобы вы меня отпустили домой.

Медсестра чуть растерялась.

— Ну, Вовочка, я же просто школьная медсестра, это тебе к терапевту надо, пусть он решает, отпускать или нет. Он тебя, небось, уже заждался, такого красавца… ты, кстати, давно к терапевту-то ходил?

Я улыбнулся краем губ.

— Обязательно схожу. Но сейчас мне нужно, чтобы вы зафиксировали, что мне плохо и я занятия сегодня вести не в состоянии.

Медсестра посмотрела на меня с прищуром, как опытный врач, которому не раз приходилось подписывать сомнительные справки.

— Ах вот оно что… Вовочка… ты, оказывается, придуриваешься! — выдала она.

Я не удержался и рассмеялся.

— С чего это вы взяли?

— А вот не получается у тебя прикидываться больным, — фыркнула Мария Николаевна, подперев щёку рукой.

— Так я и не прикидываюсь, — признался я. — Как есть говорю. Просто мне действительно нужно уйти. И чтобы не выглядело, будто я прогуливаю, нужно хоть какое-никакое, пусть неофициальное, но обоснование.

Медсестра скрестила руки на груди. Покосилась на конфету, которую я так и держал в кулаке — видимо, пыталась понять, почему я конфету сразу же не съел.

— И как же ты это себе представляешь? — уточнила Мария Николаевна.

— Так и представляю, — сказал я. — Черканите что-нибудь на справке: мол, больной при смерти, уроков вести не может. У меня на носу олимпиада и не хотелось бы как-то коллектив разлагать, тем более собственным примером.

Медсестра театрально всплеснула руками.

— Ой, Вовочка, — протянула она. — Ты передо мной ставишь такие задачи, будто я министр здравоохранения. А если наш директор Леонид узнает? Что я скажу? Ты же знаешь, какой он противный и давно меня хочет на пенсию отправить…

— Скажете, что у меня давление было под двести, — заверил я. — Кто ж проверять-то будет?

Медсестра закатила глаза и снова всплеснула руками.

— Ой, как же я не люблю врать… — зацокала бабулька.

Я сразу понял, что эта её фраза «не люблю врать» была не столько возражением, сколько проверкой. Мария Николаевна хотела, чтобы я сам догадался, чем можно её «убедить». Опытный человек, видно, и за жизнь свою научилась чувствовать, где можно немного поторговаться.

Ну что ж. У меня как раз было кое-что подходящее… Те самые духи, что я конфисковал у Миши. Изначально я хотел их Марине подарить в знак поддержки. Но сейчас Марине точно не до парфюма. А вот медсестра, судя по её виду, к таким вещам неравнодушна.

Я достал из внутреннего кармана духи, с торжественным видом поставил флакон на стол.

— Вот, чтобы вам, Мария Николаевна, было легче справляться с муками совести, когда вы будете писать мне справку.

Медсестра медленно протянула руку к коробке.

— Это что, духи? — спросила она, не скрывая любопытства.

— Ага, — подтвердил я. — Французские. Аромат тонкий, благородный… ну, вам под стать.

Мария Николаевна улыбнулась, но улыбка эта была коварной — классически «женской», причём женщины явно опытной.

— Ах, Вовочка, — сказала она. — Ты меня губишь…

— Да бросьте, — усмехнулся я. — Я не умею.

Медсестра ещё секунду колебалась, потом аккуратно взяла коробочку. Сняла крышку, поднесла флакон к носу и вдохнула аромат. На лице её появилось выражение чистого восторга — морщины разгладились, глаза засияли.

На мгновение передо мной будто возникла та, кем она, наверное, когда-то была. Обаятельная, чуть дерзкая женщина девяностых. Эх, попалась бы мне такая Машка в своё время… спуску бы не дал!

— Боже, Вовочка… — прошептала она, — какой запах! Прямо весна в Париже. Хотя… — она улыбнулась и вздохнула. — Этот аромат, наверное, больше для молодых женщин. Но в душе-то я всё ещё молодая.

— Ещё какая, — подтвердил я. — Я даже по-хорошему вам завидую.

Мария Николаевна довольно хмыкнула, отставила коробочку в сторону и достала из ящика бланк. Записала что-то размашисто, не экономя чернил, потом поставила жирную печать.

— Вот, держи, красавец. Тут написано: «Рекомендовано посетить терапевта. Освободить от занятий по состоянию здоровья». Пойдёт?

— Полетит, спасибо большое.

Я кивнул, забирая бумагу. Естественно, никакому терапевту я идти не собирался, но бумажка пригодится. Мало ли кто потом вздумает спрашивать, куда я исчез. Лучше иметь прикрытие про запас.

Да, как я уже говорил, не стоит лишний раз расслаблять педагогический коллектив.

Тем временем Мария Николаевна, не жалея, прыснула себе духи на шею, волосы, руки, даже халат. Запах сразу наполнил кабинет, перебив даже аптечную химию.

— Ну что, Вовочка, нравится? — спросила она, улыбаясь с той кокетливостью, которую не убивают годы.

— Очень, — подтвердил я.

— Спасибо, Вовочка, — сказала она, довольная, и спрятала духи в сумочку.

Я сунул справку в карман и, поблагодарив её ещё раз, направился к двери. Приятная всё-таки женщина, наша медсестра.

К спортзалу я вернулся как раз в тот момент, когда прозвенел звонок. Двери распахнулись, и шум мальчишеских голосов эхом прошёлся по коридору. В спортзале стояли мои ученики, занятые кто чем.