Родная земля - Виктор Ступников

— Держись, молодец. Сейчас распустим нюни — он тут как тут.

Я не чувствовал того, о чём говорил старик. Я был пуст. Полная, оглушающая пустота. Внутри не осталось ничего, кроме боли и сожаления о той силе, что прошла сквозь меня, как лесной пожар, оставив лишь пепел. Чёрные прожилки на ладони пульсировали в такт ударам сердца, тихим, навязчивым напоминанием о цене.

Мы вышли на окраину. Деревня лежала внизу, серая и безжизненная. Ни дыма из труб, ни движения на улицах. Только ветер гулял между покосившихся изб, гоняя по пыльной земле клочья соломы.

Первым, когда мы вернулись в деревню, встретил нас Немиров. Он настороженно оглядел Константина с ног до головы.

— Кто это, ваше сиятельство? — хмуро произнёс он.

— Костя⁉ — раздался удивленный возглас плотника.

Попов ответил взглядом, полным слёз. Старые друзья встретились после долгой разлуки.

Плотнику большего и не надо было. Он кинулся в объятья друга и крепко прижал его голову к груди.

— Я то думал, что ты в лесу сгинул. Похоронил тебя с горя.

— Живой я, живой, — бормотал в ответ Костя. — Даже в своей памяти временами, как сейчас, — усмехнулся он.

Мы стояли у входа в деревню, и эта встреча двух стариков на мгновение отвлекла меня от гнетущей пустоты внутри. Но лишь на мгновение. Я чувствовал на себе тяжелый взгляд Немирова.

— Нашёл своего колдуна, барин? — в его голосе звучала не столько злорастность, сколько усталая покорность судьбе. — И много ли он нам пользы принесёт?

Плотник, не отпуская Константина, обернулся к Немирову. Его простое, обветренное лицо выражало недоумение и обиду.

— Да ладно вам. Это ж Костя. Он наш. Из наших.

— Наших давно уж нет, — мрачно буркнул Немиров. — Есть выжившие. А он… — Он кивнул в сторону Константина. — Я ему не доверяю.

Константин мягко высвободился из объятий плотника. Его глаза, еще минуту назад наполненные слезами узнавания, снова стали острыми и ясными.

— Капитан, вам самому-то можно доверять?

В глазах Немирова мелькнул страх разоблачения.

— О чём это вы? — нахмурился он, придавая своему лицу грозное выражение.

— Я о вашей службе у государя.

— Все знают о моём прошлом…

— Константин, что вы имеете ввиду? — включился в разговор я. Мне не нужен был цирк посреди села. К тому же я предпочёл выслушивать все это лёжа.

Константин не сводил с Немирова холодного, изучающего взгляда. Казалось, он видел его насквозь, читал в его душе, как в раскрытой книге.

— Я имею в виду, барин, — старик повернулся ко мне, но его слова были обращены к капитану, — что не все раны нанесены врагом. И не все предательства совершаются по злому умыслу. Иногда человек просто делает выбор. Между долгом и жизнью. Между честью и выживанием тех, за кого он в ответе.

Немиров стоял, выпрямившись во весь свой немалый рост, но в его позе была неестественная скованность, будто его застали за чем-то постыдным. Глаза бегали, не находя покоя.

— Говори прямо, колдун! Не томи! — рявкнул Громов, с трудом переставляя ногу. Его терпение было на исходе, боль и усталость брали верх.

— Прямо? — Константин усмехнулся, и в его усмешке не было веселья. — Хорошо. Капитан Немиров служил не только государю. Он служил Тёмному. Не по воле, нет. Его отряд был взят в кольцо. Он видел, как гибнут его солдаты. И ему предложили сделку. Его жизнь и жизнь уцелевших — в обмен на службу. Не явную. Не с оружием в руках. А в качестве ушей и глаз в империи.

Воцарилась гробовая тишина. Плотник отшатнулся от Константина, глядя на него с ужасом и непониманием. Орлов медленно, со скрипом, снял с плеча автомат. Пётр замер, забыв о своих страхах.

— Ложь! — выкрикнул Немиров, но в его голосе не было силы, лишь отчаянная, жалкая попытка отрицания. — Он… он наводит на меня тень! Он сам слуга Тёмного!

— Он спас нас в лесу, — хрипло сказал я, чувствуя, как пустота внутри начинает заполняться холодной яростью.

Давление, исходящее от меня, было уже не тем, что в лесу — не всесокрушающей силой дурмана, а тяжёлым, гнетущим грузом воли. Я был пуст, но даже пепел может обжечь.

Немиров сломался. Его плечи ссутулились, он постарел на глазах.

— После той сделки я сделал все, чтобы меня уволили со службы. Я не мог дальше продолжать служить его величеству, зная, что предаю отечество.

— А мне, — стальным голосом обратился я, — мне ты служил честью и правдой?

— Да, но мне пришлось недоговаривать и местами откровенно врать о внутренних делах, когда ко мне присылали связного.

Немиров стоял, не поднимая глаз. Казалось, вся его выправка, вся суровая дисциплина, вылились в эту тишину. Даже ветер стих, будто затаив дыхание вместе с нами.

— Тебе, — он кашлянул, — тебе я служил… как умел. Не предавал. Информацию, которую я передавал… она была старой, бесполезной. Я старался не навредить. А служить тебе — да. Честно.

Орлов плюнул. Плевок густо лег на пыльную землю.

— Предатель. Он и нас, и тебя, барин, продал.

Громов, бледный от потери крови, мрачно смотрел на Немирова.

— Устав знаешь? За измену — что?

Я поднял руку, прерывая его. Чёрные прожилки на ладони горели. Пустота внутри смыкалась с этой болью, рождая ледяное, безжалостное спокойствие.

— Почему сейчас? — спросил я, и мой голос прозвучал глухо, будто из-под земли. — Почему признался только сейчас?

Немиров наконец поднял на меня взгляд. В его глазах была бездонная усталость.

— Потому что он вернётся. Тёмный. И спросит с меня отчёт. А я… — он обвёл взглядом деревню, наших измождённые лица, — я не смогу снова. После того, как вы вернулись… после леса… я не смогу.

Константин, наблюдавший за всей сценой с каменным лицом, тихо произнёс:

— Совесть заела, капитан? Или просто испугался, что старый колдун всё выложит?

— И того, и другого, — безразлично ответил Немиров. Ему уже было всё равно.

Плотник, всё это время молчавший, сгорбился. Его мир, и без того расколотый, рассыпался в прах. Его друг оказался колдуном, а капитан, которого он уважал, — предателем.

— Что будем делать с ним, ваше сиятельство? — Громов смотрел на меня, ожидая приказа. В его глазах читалась готовность привести любой приговор в исполнение.

Я посмотрел на Немирова. На этого сломленного человека, который пытался лавировать между молотом и наковальней и в итоге проиграл всё. Ярость во мне остыла, сменившись тяжёлым, холодным осознанием. Смерть Немирова ничего не изменит. Она не вернёт погибших, не наполнит меня силой, не остановит Тёмного.

— Он нашёл в себе силы признаться, — сказал я, обращаясь больше к Громову и Орлову, чем к