Индульгенция 2. Без права на жизнь - Тимур Машуков

нравственно похожи на циников. Разум человеческий не может вместить всего того зла, которое совершается ежеминутно вокруг нас по всей земле. Проблема в том, что почему-то в полном соответсвии с афоризмом «одна смерть — трагедия, миллион — статистика» нам показывают именно трагедии. Пофигист закален душой, и он не страдает от того зла, которое он видит, но не может исправить.

Например, когда пофигисту показывают убитого младенца, тот остается спокоен: во-первых, такие дети умирают тысячами ежедневно, а во-вторых, вернуть к жизни мертвого все равно уже нельзя.

У пофигистов не бывает депрессий и стрессов. Это величайшее достижение Дао Пофигизма, которое дает огромную силу всем его последователям. Если ты истинный приверженец Пофигизма, то какая бы неприятность ни случилась, ты останешься спокоен и сохранишь трезвость мысли, чтобы проанализировать причины случившегося и предотвратить дальнейшие неприятности. У пофигиста просто нет поводов огорчаться или злиться. Значит, стрессы и депрессии ему не грозят. В ярость пофигисты тоже не впадают.

Исходя из всего предыдущего, пофигисты отлично справляются с поставленными задачами, так как им ничего не мешает: пофигист не может бояться трудностей, ему просто пофиг на них. Что, конечно, не мешает предпринимать адекватные действия для преодоления возникшего препятствия. Просто у пофигистов нет психологического дискомфорта или страха, который может помешать справиться со сложностями.

Не надо думать, что пофигисты избегают принимать решения. Пофигисты выбирают верное решение, и их выбор свободен от неуверенности и страхов, от предубеждений и субъективных причин. Пофигисты всегда выбирают тот вариант, который надо.

Ни в коем случае пофигисты не живут одним днем. Они разумно планируют свою жизнь и совершают необходимые действия, чтобы ее улучшить. Другой вопрос, что пофигист не чуствует дискомфорта от плохой жизни, что позволяет ему сосредоточиться на ее улучшении, вместо того, чтобы жалеть себя, как обычные люди.

На этом реклама моего учения заканчивается. Все желающие приобщиться к его мудрости пишите, и если будет время, я обязательно приму вас в сект… в смысле, в нашу дружную семью.

Так что я огляделся, пожал плечами и принялся ждать, когда откатится время призыва Пургена. Потому как выбраться отсюда без него у меня банально бы не получилось. Ну, или пришлось бы потратить кучу времени на это. Все красивое убранство, созданное Мораной, исчезло вместе с ней, поэтому я просто присел возле дерева, прикрыл глаза, установив внутренний таймер на двадцать минут. Общение с богиней не заняло много времени, хотя, как мне показалось, прошло много часов. Все-таки ее сила сильно давила на мозги.

Таймер сработал и попытался призвать козла. Но фиг. Подождал еще чуть, попробовал снова — тот же результат. Похоже, сам лес блокировал эту возможность. Что ж, двигаться все равно надо, но Пурген еще получит по своей волосатой жопе. Нашу с ним связь я чувствовал, но была она как бы тусклой, приглушенной. Он в данный момент был в своем мире, и я ощущал его желание вернуться сюда. Но увы — пока я не окажусь подальше от леса, видимо, ничего не выйдет.

Сверившись с внутренним навигатором и определив направление по солнцу, я ступил под сень первого дерева. Воздух здесь был гуще, словно сам лес не спешил впускать чужака. Стволы, черные и скрюченные, будто кости древнего исполина, смыкались надо мной, их ветви сплетались в арку — словно челюсти, готовые сомкнуться.

Увидел проход. Тропа, едва заметная, вилась меж корней, выпирающих из земли, как жилы. Шаг за шагом, а за спиной уже не было пути — кустарник сходился, жадно поглощая мои следы.

Тишина. Не та, что зовет покоем, а та, что давит, обволакивая шепотом. Шелест листьев отзывался эхом чьих-то шагов, хотя вокруг не было ни души. Воздух дрожал серебристой дымкой, и в ней плясали огоньки — то ли светляки, то ли духи, маревом зовущие вглубь. Они переливались синим и лиловым, касаясь кожи холодными поцелуями. А между деревьев, в полутьме, мерещились силуэты: вот мелькнул рогатый профиль, вот скользнула тень с крыльями, словно вырезанными из лунного света…

Я шел, сжимая в потной ладони меч, готовый отразить любую, хоть физическую, хоть магическую атаку. Но лес молчал и манил. Под ногами хрустели грибы, шляпки которых светились изнутри, как фонарики. Их бледное сияние выхватывало из мрака странное: каменную статую с лицом, стертым временем, колодец, опутанный плющом с алыми ягодами, тропу, вымощенную плитами с рунами. И всюду — глаза. Невидимые, но ощутимые. Спина ныла от их взглядов.

Внезапно тропа оборвалась у ручья. Вода текла густая, словно расплавленное серебро, но, заглянув в нее, я увидел не свое отражение, а того, кем я был в прошлой жизни — карающую длань императора. Он смотрел на меня суровым взглядом, протягивая руку. Я отпрянул, и вода вздыбилась, выбросив на берег ветвь, обвитую колючей проволокой. Сердце забилось в такт далекому бою барабанов — или это стучали стволы?

Дальше пришлось пробираться наугад. Деревья становились выше, их кора шевелилась, как старая кожа. Однажды я услышал смех — высокий, звенящий, будто стеклом по стеклу. Обернулся: на ветке качалась кукла с фарфоровым лицом, ее глаза стекали черными слезами.

— Не останавливайся, — прошептал внутренний голос, и я побежал, спотыкаясь о корни, хватаясь за мох, который шипел, словно змеиный клубок.

Когда силы начали меня покидать, впереди забрезжил свет — не призрачный, а теплый, золотой. Избушка на курьих ножках, крытая мхом, вертелась в вальсе, скрипя бревнами. В окне мерцал огонек, а у порога ждал кот с глазами, как две полнолунные ночи.

— Заходи, путник, — проскрипела дверь.

Но чуйка ревела об опасности. Я шагнул назад, и избушка зарычала, превратившись в груду гнилых досок. Кот исчез, оставив в воздухе запах серы. Не знал бы, что нахожусь в Вырии, подумал бы, что меня перенесло в Навь.

Лесу не нравились гости. Он дышал, жил, обманывал. И все же… Все же в этом ужасе была красота. Как в старых сказках няни, где за каждой смертью таилось возрождение. Я шел, зная, что назад дороги нет. А впереди, сквозь чащу уже виднелся просвет — поляна, залитая лунным светом. Но что ждало там — избавление или новая ловушка?

Только лес знал ответ. И он смеялся в тишине, листьями, ветром, тенями. А еще он ждал. Ждал, когда я к нему приду. И от ожидания этого веяло опасностью.

Интересно, а Мавка знает, что тут вообще происходит? Понимает, что вот это все точно на доброе и светлое никак не тянет⁈ И если да, то почему мне ничего не