Русский бунт. Кровавый год - Алексей Викторович Вязовский

Суворов сверкнул глазами, принял от меня звезды на воротник и с моего разрешения обратился к войскам:

— Была у меня одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск. Вы богатыри! Вы витязи! Вы русские! Какую победу перелетели! Какие крепкие батареи вы взяли! Не посрамили русского оружия! Ура!

— Ура! — в который раз понеслось над полем.

Процедура награждения продолжилась. Уже заканчивался пятый час, как я поднялся на помост. Ноги уже не держали. Но пришлось собрать последние силы и довести все до конца — никого нельзя было обойти своим вниманием.

Когда закончил и добрался до скромного домика в Петерсберге, выбранного для моего постоя, думал свалюсь без задних ног. Меня встретил Почиталин. Его лицо было бледным, в руках он сжимал письмо и прятал глаза.

— Что⁈ — прохрипел я, севшим от долгого напряжения связок голосом.

— Дурную весть, государь, доставили из России. Царевна Наталья Алексеевна до срока разрешилась мертвым ребенком и умерла родами.

Я покачнулся и осел на пол.

(1) В описываемый период в Испании и контролируемых ею владениях процветало рабство, причем знать подражала королю Карлу III, самому крупному рабовладельцу.

(2) Австрийская миля равна 7.5 км.

Глава 13

Серая полоска берега вытягивалась меж зыбких вод и туманных холмов. Мелкий дождь, будто сговорившись с ветром, вполз за воротник иезуита и стекал по лопаткам под рясой. Священник стоял на носу корабля Sanctus Victor, не отрывая глаз от прибрежных очертаний, теряющихся в сыром мареве.

— Terra incognita… — пробормотал он, опираясь на трость, — и, быть может, terra nostra.

— Что вы сказали, отец Лауренцио? — спросил, подходя, капитан Караффа. Высокий, плечистый, в пропитанных порохом сапогах, он походил скорее на ветерана альпийских баталий, нежели на морехода.

— Я сказал: земля неизведанная. Но, по воле Божией и по милости русского царя, она, возможно, станет нашей.

— Справедливо — после всех испытаний, что выпали на нашу долю.

Иезуит согласно кивнул. Караффа совершил настоящий подвиг. Он не только не растерял ни одного корабля в полугодовом плавании, не только вывел маленькую эскадру в нужную точку, нырнув между материком и землей Иесо (1), но и отчаянными усилиями нашел нужный проход среди лабиринта многочисленных отмелей и банок, закрывающих вход в Амур с моря. День за днем лодки с матросами рыскали в широком устье, раз за разом бросая лот и вытягивая пустышку. Боролись с сильными течениями, с трудом избегали бурунов у скалистого побережья. Налетевший шторм чуть не выбросил корабли на мель у одного мыса. Напряжение нарастало, уже пошли разговоры, что придется зимовать в Охотске — пугающая южан перспектива, но никто не заикался о возвращении в теплые края. В конце концов, упорство восторжествовало, проход был найден — достаточно широкий и глубокий, чтобы прошел крупный корабль.

— Вы спасли нас, капитан, спасли нашу экспедицию! — с искренней признательностью в голосе сказал отец Лауренцио.

Оба замолчали. Из-под облаков медленно выползал бледный диск солнца, слабо освещая чащу и узкий мыс, выдающийся в мутную гладь залива, врезавшегося в обширный Амурский лиман с противоположной от Охотского моря стороны. В подзорную трубу отчётливо виднелись две лошади, волокущие бревно, и грубые земляные насыпи, поверх которых сновали люди в кафтанах, с топорами и ружьями.

— Русские, — тихо сказал Караффа. — Казаки.

— Или солдаты. Но не дворяне. Видите, как трудятся?

Караффа с сомнением хмыкнул и оглянулся на остальную флотилию: четыре корабля, включая один грузовой галеон, рассыпались цепью у входа в бухту. Все под нейтральными знаменами — иезуиты умели быть осторожными.

— Спустим шлюпку, — распорядился капитан. — Пора встретится с властями и показать бумаги.

Спустя четверть часа лодка с двенадцатью вооружёнными матросами и двумя пассажирами отчалила от борта. Лауренцио подвязал сутану и молча скрестил руки на груди. Ему было шестидесят два, но кожа, выжженная филиппинским солнцем, казалась медной, а чёрные глаза и жёсткая борода придавали виду сходство с иконами византийских святцев. Русский язык он знал плохо, учил по словарям в пути. Впрочем, бумаги, которые он вёз с собой, должны были говорить лучше любых слов.

На берегу их встретили настороженно. Семь человек в красных кафтанах с мушкетами в руках и крепким, опалённым солнцем атаманом впереди. На перевязи — шашка, за поясом — пистоль. Он был ростом невелик, с круглым, жилистым лицом и серыми глазами.

— Кто такие будете? — спросил он хрипло.

Караффа, не дожидаясь перевода, шагнул вперёд.

— Capitano Carlo Caraffa, служу Святому Ордену. Мы прибыли по воле Царя, с его благословения. — Он обернулся к иезуиту. — Покажи им письмо.

Лауренцио, с трудом подбирая слова, достал из заплечной сумки свёрнутый в кожу свиток.

— Есть… грамота. От царя Петра Фёдоровича. Земли сии — пожалованы… Ордену Общества Иисуса. Под печатью. Привезли мы её. На ваш суд.

Атамана Лысов молча взял письмо, развернул, поднёс к глазам. Читал долго, водя пальцем по строчкам. Потом взглянул на них снова, прищурившись.

— С грамотами у нас порядок. Покуда пушки не говорят — читаем. Но… — он извлёк из-за пазухи другой свиток, потрёпанный и замятый. — И у меня своя бумага есть. Вот, глянь.

Лауренцио принял письмо с осторожностью. Бумага пахла дымом и рыбой. Присмотревшись, он с трудом разобрал дату — декабрь прошлого года. И подпись — «Пётр, император всероссийский». И росчерк чёткий, и печать восковая.

— Земли… за рекой… за мной. Под форт. Под промыслы. Под служилое заселение. На условиях присяги и податей. С пятилетним… отпуском, — пробормотал иезуит. — Ваше письмо — настоящее.

— И ваше, выходит, тоже, — пожал плечами атаман. — Мне что? Я тут по царскому повелению. И вы. Земли вокруг девственные. Леса бескрайние — лиственница, ель, пихта. Хошь, форт строй, хошь, церкву. О зимовье подумай — тут вам не ваша Гишпания. Мы мешать не будем. Только не суйся к нам с властью. Не вздумай хлопцев к себе зазывать без спросу.

— Мы — не князья. И не судьи, — склонил голову Лауренцио. — Мы учим. Молимся. Лечим. Строим. Вы — защитники границы. Будем жить мирно.

— Мирно? С пушками на борту? — усмехнулся Лысов. — Ну да ладно. Высаживайтесь. Куда идти — покажем. Земли — море. Гляди только — без лукавства.

— Что с местным населением? Встречали ли китайцев?

— Китайцев тут отродясь не бывало. А