Хоррормейкеры - Пол Дж. Тремблей

Кто-то сразу обратит внимание на руки и увидит, что ножа больше нет. Вместо него – невероятно длинные пальцы, увенчанные когтями. Щеголяя ими, Глист разводит руки в стороны.

Наконец он оказывается всего в паре шагов от камеры, в самом фокусе. Стоит во весь рост, возвышаясь над всеми нами. Никаких больше уловок перспективы. Никаких больше обманов камеры. Он во-о-от такой высокий. Как этого раньше не замечали?!

Его тело целиком покрыто чешуей и пятнистыми наростами, от прежней кожи, прежней личности не осталось ни единого следа.

И дешевого грима Клео на нем тоже больше нет.

Глист стал таким, каким сулила маска – теперь, после крещения в крови.

Он ужас и страх для троицы – хотя они именно этого и хотели (или думали, что хотят).

Валентина и Карсон медленно отступают, а вот Клео шагает навстречу Глисту.

КЛЕО: Погодите. Привет, А…

ВАЛЕНТИНА (кричит, перебивая): Нет! Не называй это имя!

Клео снова пятится, оказываясь плечом к плечу с друзьями.

Они просто стоят и смотрят.

Криков не слышно. Они прекратились… пока что.

КЛЕО: Давайте вернемся в класс. Ладно? Давайте просто пойдем туда?

Никто не уточняет, что ответ отрицательный, да это и излишне.

Карсон ломает строй и бежит прочь, на улицу.

Теперь, когда единство утрачено, Клео и Валентина неизбежно врезаются друг в друга.

Глист хватает Валентину и швыряет ее через лужайку к изгороди. Она приземляется с тяжелым шлепком.

Клео замирает.

Глист пробирается вперед, мимо нее, и выходит на улицу. Он все еще видит убегающего Карсона.

Глист преследует его размашистыми, плавными, уверенными шагами.

РЕЗКИЙ ПЕРЕХОД

Глава 15. Настоящее: Режиссер (ч. 3)

– Когда я говорю, что для сцены вечеринки нам понадобился только удачно расположенный мини-батут, мне никто не верит. А ведь все дело в перспективе, дальности и угле обзора камеры.

– Вы правы, – говорит Марли. – Я вам не верю.

– Вы же не думаете, что прыгнуть и совершить кульбит так сложно?

– Ха! Простите, нет. Я просто уверена, что там были еще какие-то манипуляции.

– Ну, сцену вечеринки мы снимали в доме ее родителей. Не в доме родителей ее персонажа, а в доме настоящей Валентины, понимаете?

– Прекрасно понимаю.

– Ей удалось уговорить маму и папу немного подрезать верхушку живой изгороди, чтобы мы смогли снять сцену.

– Правда?

– Да. Но прыгать все еще было опасно. Съемка с высоты была чистым экспромтом Валентины. Мы ничего не оттачивали. Съемочная группа спорила, одолею я изгородь или нет. Дэн Кэрролл, наш оператор-постановщик, считал, что даже если одолею, то идея провалится, эпизод будет выглядеть паршиво. Но я справился. Вряд ли кто-то видел, но ценой стреляющей боли в пояснице я даже удачно приземлился с другой стороны. Мой звездный час, не попавший на пленку. Не знаю, как я это сделал. Адреналин? Демоническая сила?

– Потрясающе. Что ж, мы воспользуемся краном и не будем полагаться на демоническую силу.

– Не стоит ее недооценивать.

Я не упоминаю, что после истории с мизинцем неписаное правило не разговаривать, пока я в маске, вернулось. Карсон избегал меня, как будто это по моей вине Глист потерял мизинец. Даже Марк перестал подсовывать свои бутлеги. Я приходил сразу в образе и уходил в нем же. Возвращался в отель, забивался в номер, читал отрывки сценария на следующий день, ел, спал. Все. И чтобы смириться с происходящим, оставалось только вжиться в то, что происходит с персонажем.

Но тот прыжок через изгородь – я гордился им и, как и все, поражался успеху. Хотя сомневался до последнего. Клео перед съемками все время спрашивала, смогу ли я. В маске я не мог говорить, так что просто кивнул и показал большой палец вверх. И хотя родители Валентины подрезали сверху не меньше фута, изгородь все равно была на несколько дюймов выше меня.

Валентина крикнула «мотор!», но я замешкался, так что ей пришлось повторить. На улице было темно, плюс я был в маске, так что разглядеть что-то было почти невозможно. Это развеяло все сомнения и сняло все запреты, которые могли бы помешать во время этого безумного, стремительного рывка. Я даже не понимал, насколько это все невозможно. Я мчался быстрее, чем когда-либо. Мог себе это позволить, потому что был не собой, а Глистом. И оттого частично преобразился. Не было никаких сомнений, что я добегу до кустов. Скорее всего, меня подстегнули чистые вера и решимость.

Я прыгнул на батут и выстрелил собой вверх, вверх… по неведомой, неподвластной траектории. Взмыл над изгородью, причем так высоко, что даже подумал: а может, я сейчас улечу дальше, в холодную вечную ночь? Наверное, это был бы достойный, справедливый конец.

Но теперь в монтажной комнате памяти из прыжка нарезали фильм. Я вижу ребят с вечеринки, они смотрят, как я устремляюсь вверх, их глаза сияют, прекрасные лица становятся еще прекраснее. На лицах – благоговение и обожание. Если бы пришлось, они бы склонились передо мной, но я уже и так выше их. А потом я снова вижу изгородь и лечу мимо нее обратно, к жалкой, проклятой земле. Резиновая рукоятка ножа, прицепленного к руке, тяжелеет, обретает плоть, как и я. И ребята с вечеринки знают, что их ждет, что с ними по-настоящему случится. Их лица наполняются ужасом и отчаянием. Они знают, что их глаза вот-вот погаснут и будут принадлежать мне.

Согнуть колени, готовясь к приземлению, я уже не успел. Внезапно оказавшись на земле, я снова стал мыслить обычными категориями. И первый неприятный сюрприз преподнесла поясница: она болела чуть ли не сильнее, чем после той адской работы на выгрузке мяса.

А на заднем дворе не оказалось никаких подростков с сияющими глазами. Там был только Марк, который страховал меня, чтобы я не упал. Хотя, наверное, сделать кульбит после падения было бы лучше в плане смягчения последствий. Век живи – век учись.

Несмотря на боль в спине, я смеялся, сдернув маску, вопил и ликовал. Мы с Марком обошли изгородь и вернулись во двор, а он все говорил, какой это был невероятный прыжок. Увидев меня, зааплодировала вся съемочная группа, а я поклонился, ликуя в том числе и потому, что сейчас не обязательно быть Глистом.

Марк без предупреждения побежал к изгороди. Я сразу понял, что у него не получится: он бежал как пьяный, а перед прыжком на батут затормозил… И да, Марк упал, и его пришлось вытаскивать из кустов. Я же направился к фургону,