Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус

— Что значит, «была»? С ней что-то случилось⁈

— В каком-то смысле. Повар наш выкупил, кредит в банке взял под это дело. Мы-то думали, что новую такую же сделаем, что там сложного, в кухне-то? Но — не смогли. Нет, так-то сделали, и оно работает, но — не тот класс, что-то вы такого накрутили, что мы не осилили. Те же стеклянные поверхности, что разделочные, что варочные. И маги тверди свои есть, и, вроде, понятно, что сделать надо, а получается хоть чуть-чуть, но не то. Или это просто ностальгия по первому человеческому сезону заставляет приукрашивать воспоминания?

— А с оригинальной кухней и поваром что, не знаете?

— Знаем. Он вашу же идею, мимоходом озвученную, использовал. Заказал на остатки денег прицеп, загрузил туда и на крышу лёгкую мебель, так называемую садовую, зонтики складные и устроил передвижное кафе. Поехал летом к морю, и за сезон отбил все расходы! Нанял сперва двух помощников, потом ещё одного повара, двух посудомоек и двух официантов, но это из местных. Умно, кстати, поступил: до этого его три раза побить пытались так называемые конкуренты, и сжечь угрожали, а взял на работу молодёжь из «уважаемых» семей — и как отрезало.

— Почему «так называемых»?

— Так у них, если речь не о постоянном заведении в своём здании, а у разносчиков, максимум — это разной степени свежести и теплоты выпечка или тот же плов сомнительного состава и возраста. А у бывшего нашего — и столики со стульями, и приборы, не надо пальцами или свёрнутыми из картона кульками мучиться, и меню как в настоящем кафе: и первое, и второе, и салаты. Причём окна широкие открыты — видно, кто, что и как готовит.

Лопухин усмехнулся.

— Он даже экскурсии внутрь водил! До начала работы, или после, причём не бесплатно. Народ в восторге был — настоящая кухня будущего! Спрашивали, где такое купить, на что он с загадочным видом отвечал, что это уникальная вещь — мол, один аристократ на спор сделал, спор выиграл, но повторять не собирается.

— Почти и не соврал, поросёнок! Разве что не на спор, и я потом несколько раз повторил, только в стационарном варианте. В своих домах в Могилёве, в Смолевичах, здесь, в имении. Плюс соседям-баронам, пока им жёны обструкцию не устроили. А ещё дружинникам своим, точнее — уже гвардейцам, кухню оборудовал, но там всё попроще в плане оформления, зато рассчитано на совсем другие объёмы. Ах, да — ещё в трактирах своих, в ходе модернизации и переоборудования. То есть — немало, на самом деле, сам не ожидал и не заметил даже, когда успел.

— Может, и нам ещё одну?

— Ага, а вы её опять продадите. Давайте я вам лучше свою полевую кухню новую покажу? Правда, от тех стай мошки, что вы описывали, на неё защиты нет, но не везде же насекомые так зверствуют⁈

Показал кухню на четыре котла, понравилась. Обещал рассказать коллегам с предсказанием, что штуки три наверняка закажут уже этой весной, а, может, и больше. Пригласил Кирилла Анатольевича и на ужин с предложением заночевать в гостевых комнатах имения. Ромка, когда вышел к столу со своей питомицей, по началу напугал гостя, которого забыли предупредить, так уже привыкли к Мурыське. Но тот быстро пришёл в себя и за ужином развлекал моих домашних разного рода байками из своей практики и из того, что случалось (или якобы случалось) с его знакомыми. Видно было, что ему это не в первой: и привычно рассказывал, и сами истории были явно заранее приглажены, избавлены от «лишних» подробностей, в том числе и от лишних за столом.

Наутро провожал на поезд и Лопухина, и своих жён: они всё же собрались в Могилёв, на прослушивание. Перед отъездом Маша, как бы невзначай, шепнула мне:

— Юра, а я, кажется, опять…

— Что именно «опять»?

— У Ромки будет новый братик. Или сестричка.

— Да ты что⁈ И когда?

— Ну, точно пока не скажу, где-то между двадцатым октября и десятым ноября, но может ещё на недельку туда-сюда срок сдвинется. К маме заеду в гости, она поможет уточнить.

И уехала, оставив меня с такой новостью. И с Ромкой. И с Катей. Правда, Катя пока ещё только ползала, иногда делая первые попытки встать на четвереньки, и какая-нибудь игрушка, которую можно засунуть в рот и хорошенько обмусолить, интересовала её куда больше, чем какой-то там папа. Так что она осталась в основном на няньку с кормилицей, хоть и я не забывал дочку. Зато с Ромой стал проводить очень много времени. При том, что всю зиму старался заниматься с ним минимум часа по два в день, но сейчас по половине дня были вдвоём. Парню осталось чуть меньше четырёх месяцев до трёх лет, по уверению деда — начинался самый интересный возраст.

Сын уже активно болтал, правда, не всегда разборчиво. С другой стороны — странные слова ушли в небытие, причём некоторые так и остались не расшифрованными, а дефекты дикции — дело временное. Но была одна странность: эти самые дефекты у Ромки периодически менялись! То он картавит нещадно, через неделю уже рычит, как его рысь, зато возникают проблемы с шипящими, и так далее. Маша даже злилась, порой очень сильно:

— Слушай, мне иногда кажется, что он просто издевается над нами!

— В каком смысле, радость моя?

— В таком, что кривляется, будто бы не может говорить нормально! Но иногда забывает, как именно он кривлялся вчера, например! Или развлекается.

— Вряд ли, киса моя, он ещё слишком мелкий, чтобы строить такие длительные и многоходовые планы, а тем более — их реализовывать.

Кроме разговоров, а у Ромки на всё были свои взгляды, порой уморительные, мы с ним ещё и играли. Ну, а что ещё делать? Учить его чему-то всерьёз пока рано, даже дед, который хвалится, что умел читать в четыре года, этот свой подвиг совершать начал на год позже. Физическую нагрузку тоже нельзя давать — косточки тонкие и мягкие, можно инвалидом оставить на всю жизнь. Байки про «в три года сел на коня, в четыре шашку в руки взял» оставим любителям таких баек, главное, чтобы они только к настоящим, живым детям это всё