Протокол: Новый Архимаг 5.0 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

Мы нашли два чудом уцелевших стула и уселись друг напротив друга посреди этого гастрономического апокалипсиса.

— Итак, — начал не-я, пытаясь принять непринужденную позу. — Кажется, мы немного… увлеклись.

— Немного? — Серафима скептически приподняла бровь. — Яр, мы только что устроили световое шоу, которое, вероятно, засекли обсерватории на другой стороне галактики, разнесли полгорода и искупались в соусе айоли. Ты называешь это «немного увлеклись»?

— Ну, могло быть и хуже, — я пожал плечами. — Планета-то цела. В основном.

— Благодаря тебе, — признала она, и в ее голосе прозвучало нечто похожее на уважение. — Признаю, я… на мгновение потеряла голову… Этот твой трюк с пространственной складкой… я думала, ты блефуешь.

— Я никогда не блефую, Фима. Я импровизирую, — не-я откинулся на спинку стула, который тут же протестующе скрипнул. — Но должен признать, твой гамма-всплеск… это было сильно. Я уж было подумал, что придется перезагружаться с последней точки сохранения. А у этого носителя, боюсь, такой функции не предусмотрено.

— Как и у моего…

И тут тишину разгромленного зала нарушил тихий, испуганный голос.

— П-прошу прощения…

Мы оба обернулись. Из-под барной стойки, держась за сердце и бутылку коньяка, выползал тот самый седой сомелье. Его смокинг был помят, а на лице застыло странное выражение. Такое лицо бывает у человека, который только что заглянул в бездну. И обнаружил, что у бездны очень плохие манеры и клешня краба в волосах.

— Я… я не хочу прерывать вашу… трапезу, — пролепетал он, его голос дрожал. — Но… счет? За… за все это?

Серафима смерила его таким ледяным взглядом, что бедный сомелье, кажется, покрылся инеем.

— Счет? — переспросила она.

— Отправь его в Совет Первых, — небрежно бросил не-я. — Адрес знаешь? Планета Земля, Главная Цитадель, кабинет номер один. Скажи, что это… представительские расходы. Они поймут.

Сомелье, кажется, был готов расплакаться.

— А теперь, если ты не возражаешь, — не-я повернулся к нему. — Принеси нам, пожалуйста, два кофе. Двойной эспрессо. И, может быть, пару влажных салфеток. У сударыни краб в волосах, это моветон.

Бедняга, не веря своему счастью, что его не испепелили на месте, кивнул и бросился исполнять приказ.

— Ты не изменился, Яр, — вздохнула Серафима, когда мы остались одни. — Все такой же наглый, самоуверенный, мерзкий…

— И неотразимый, — закончил за нее не-я. — Не забывай про неотразимый. Так что, стажерка, будем и дальше продолжать трясти этот глобус в попытках убить друг друга? Или найдем нашим силам более продуктивное применение?

Она молчала, с отвращением разглядывая свое некогда безупречное платье, теперь украшенное следами битвы и остатками морского салата. В ее серебряных глазах, еще недавно горевших яростью, теперь плескалась холодная, расчетливая усталость.

— У меня нет сил даже на то, чтобы прилично оскорбить тебя в ответ, — наконец признала она. — А ты, я смотрю, тоже не в лучшей форме. Эта твоя людишеская оболочка… она не выдерживает нагрузок. Все-таки хрупкий и слабый мальчишка — не лучший выбор для носителя.

— У нее есть свои ограничения, — согласился не-я, небрежно стряхивая с плеча креветку. — Например, она требует еды, сна и периодически пытается напомнить о каких-то дурацких экзаменах. Но это временно. А вот если мы продолжим в том же духе, боюсь, наш следующий бой закончится тем, что мы оба превратимся в очень дорогую и очень радиоактивную пыль. И эта планета вместе с нами.

Не-я многозначительно посмотрел на нее. Серафима нахмурилась.

— К чему ты клонишь, Яр?

В этот момент вернулся сомелье с подносом. Он двигался с грацией напуганного пингвина по минному полю. Он поставил перед нами две дымящиеся чашки эспрессо и стопку влажных салфеток с такой осторожностью, будто нес нитроглицерин.

— Может, еще что-нибудь? — пролепетал он, пятясь назад. — Тарталетку с черной икрой? За счет заведения. В качестве… моральной компенсации за стресс.

— Исчезни, — мягко посоветовал не-я, и бедняга испарился быстрее, чем стипендия Сени в первый день после получения.

Не-я сделал глоток кофе, смакуя его с видом знатока.

— Я клоню к тому, Фима, что мы с тобой — две самые большие аномалии в этой вселенной. Две силы, которым нет равных. И вместо того чтобы выяснять, чья сингулярность длиннее и у кого гамма-всплеск ярче, мы могли бы… объединить усилия.

Она скептически приподняла бровь, но промолчала, ожидая продолжения.

— Объединить усилия? Для чего? Чтобы вместе написать оскорбительную надпись на луне? Хотя это, конечно, в твоем стиле.

— Чтобы править, стажерка. Чтобы править, — не-я отставил чашку, и его голос стал глубже, серьезнее. — Посмотри вокруг. Жалкие, грызущиеся за власть аристократишки вроде этих Вольских и Страховых. Бюрократы, как наши клоуны из Совета, которые боятся собственной тени и тратят столетия на согласование цвета салфеток. Ты думаешь, они достойны управлять этим миром? Этой галактикой? Они же просто муравьи, которые делят сахарницу, не понимая, что такое сахар. А мы с тобой можем стать теми, кто решает, будет у них сахар или нет.

Не-я говорил спокойно, но в моих словах была такая несокрушимая уверенность, что Серафима невольно подалась вперед, вслушиваясь.

— Ты предлагаешь… взять власть и разделись на двоих? — прошептала она. Ее глаза сверкнули, как два холодных серебряных огня.

— Я предлагаю смену парадигмы, — поправил не-я. — Зачем нам их жалкие троны, когда мы можем построить свои, на костях старых Эпох? Глубокое Хранилище, Фима. Мы почти у его порога. Оно даст нам технологии, которые превратят нас в настоящих богов. Вместе. Ты и я. Два бога, которым никто не сможет противостоять.

Не-я протянул ей руку ладонью вверх.

— Представь. Никаких Советов, никаких интриг, никаких ограничений. Только наша воля. Наш порядок. Ты будешь править не каким-то жалким отделом, а целыми звездными системами. Разве не об этом ты всегда мечтала, моя амбициозная стажерка?

Она смотрела на мою протянутую руку, и в ее серебряных глазах шла борьба. Это было безумие. Абсолютное, чистое безумие. Но оно было таким… соблазнительным. В этом предложении было все, к чему она стремилась, все, чего ей так не хватало под гнетом Совета. Свобода. Абсолютная свобода.

— Почему я должна тебе доверять? — наконец спросила она, и ее голос дрогнул. — Ты предал всех, кто тебе доверял. Ты предал Совет. Ты предал… меня.

Чего она несет? Если верить воспоминаниям Семена… именно она меня в будущем… в прошлом… не важно, в общем кинула!

Женскую логику иногда очень трудно понять…

— Я никогда не предавал тех, кто был мне равен, — возразил не-я, его голос стал мягче. — А ты, Фима, сегодня доказала, что ты — мне ровня. Почти. Ты выросла. Стала сильной. И