Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

Кейлин задумчиво посмотрела на девушку.

– А у меня к браку сердце никогда не лежало; я ведь так давно связана обетами с Богиней. Наверное, из-за того, что случилось со мною в детстве, мне противна самая мысль о том, чтобы принадлежать мужчине. Полагаю, будь я несчастна в святилище, Лианнон нашла бы способ выдать меня замуж; она ведь желает, чтобы я была счастлива. Я очень ее люблю, – добавила жрица. – Она стала для меня больше, чем матерью.

Кейлин ненадолго умолкла.

– Мне досадна самая мысль о том, чтобы сыграть на руку Арданосу, но, может статься, тут и без Великой Богини не обошлось. Хочешь поехать со мной в Вернеметон, когда мне придет время возвращаться?

– Наверно, хочу, – отвечала Эйлан. В ее странных изменчивых глазах, которые порою казались темно-карими, а порою – серыми, вспыхнула искорка интереса, приглушая боль. – Думается, это самое лучшее, что только может со мною произойти. На самом-то деле я никогда и не верила, что нам с Гаем позволят быть вместе. Давным-давно, еще до того, как я повстречала Гая, я часто мечтала о том, чтобы стать жрицей. Так, по крайней мере, я проживу достойную жизнь и многому научусь.

– Думаю, это можно устроить, – сухо произнесла Кейлин. – Вне всякого сомнения, Бендейгид будет в восторге, и Арданос тоже. Но решение остается за Лианнон. Хочешь, я поговорю с нею?

Эйлан кивнула, и теперь уже жрица завладела ее рукой. От прикосновения к нежной и гладкой девичьей коже Кейлин почувствовала знакомое головокружение, предшествующее видениям: перед ее внутренним взором предстала Эйлан – но старше годами, еще более прекрасная, под покрывалом Прорицательницы. «Сестры, и больше, чем сестры…» – донесся отзвук откуда-то издалека.

– Не бойся, дитя. Думается мне, что, может быть, сама судьба… – она помолчала и наконец выговорила: – …сама судьба начертала тебе стать одной из нас. – На душе у Кейлин разом полегчало. – И мне нет нужды говорить, как я тебе порадуюсь. – Жрица вздохнула: видение растаяло. Снаружи эхом запел жаворонок, приветствуя зарю. – Смотри-ка, уже светает. – Кейлин с усилием встала, приводя в движение затекшие мышцы, и побрела к двери. – Мы с тобой всю ночь проговорили. Последний раз со мной такое случалось, когда я была еще моложе тебя. – Жрица распахнула дверь, и в комнату хлынули лучи восходящего солнца. – Что ж, ливень вроде бы утих; надо бы нам пойти посмотреть, на месте ли хлев – по крайней мере, эти негодяи вряд ли сумели сжечь его в такой дождь! – и остались ли в нем коровы, и уцелел ли хоть кто-нибудь, чтобы их подоить.

На протяжении следующих четырех дней Гай, подменивший захворавшего декуриона, тащился по размытым дорогам во главе отряда ауксилариев-даков[15] вместе с их опционом[16] по имени Приск. Солдаты на чем свет стоит проклинали грязь и сырость, просачивающуюся сквозь все щели, невзирая на плащи из промасленной кожи: доспехи ржавели; мокрая одежда немилосердно натирала тело. Под сводом леса не смолкал шум падающих капель; по обе стороны простирались затопленные поля, корни молодой пшеницы подгнивали в лужицах стоячей воды. «В конце лета доброго урожая ждать не приходится, – мрачно размышлял Гай. – Придется везти зерно из тех областей империи, к которым боги были добрее. Если такая погода стоит и в Гибернии, не диво, что тамошним дикарям не сидится на месте».

Отряд продвигался медленно, однако ж к середине пятого дня солдаты добрались до тех мест, где Гай едва не расстался с жизнью. Переночевали в гостях у Клотина. А на следующий день проехали мимо той самой ловчей ямы, в которую провалился Гай, и свернули на тропу, уводящую ко двору Бендейгида. Дождь наконец-то поутих, и на западе, где облачная гряда расступилась, в небесах мерцал золотой отблеск.

Сердце Гая бешено забилось: он узнал пастбище и лес, где они с Эйлан собирали примулы. Скоро он предстанет перед нею во всем блеске и величии Рима – пусть даже и заляпанный грязью. Он не проронит ни слова; по его молчанию она сама догадается о том, как глубоко он страдает. И тогда, может статься, она найдет возможность увидеться наедине, и…

– Боги подземные! Неужто опять тучи? – посетовал позади него Приск. – А я-то надеялся, у нас есть хотя бы день, чтоб немного обсохнуть!

Гай заставил себя вернуться в настоящее, огляделся и увидел, что, хотя на юге небо расчистилось, впереди и впрямь клубились зловещие темно-серые облака. Конь под молодым офицером нервно вскидывал голову. Юноша похолодел от недоброго предчувствия.

– Это не тучи, – заметил кто-то из даков. – Это дым…

Порыв ветра донес удушливый запах гари. Теперь зафыркали уже все лошади – но огонь они чуяли не в первый раз, и всадники умело их сдерживали.

– Приск, спешишься, возьмешь двоих людей и сходишь через лес на разведку, – приказал Гай, сам удивляясь холодной деловитости своего тона. Почему он не пришпорил коня и сам не помчался сломя голову к месту событий? Сказывается военная выучка – или он оцепенел при одной мысли о том, что может там увидеть? Казалось, не прошло и нескольких мгновений, как разведчики уже вернулись.

– Разбойники, господин, – доложил опцион. Его изборожденное шрамами лицо напоминало каменную маску. – Надо думать, те самые, из Гибернии. Но они уже сбежали.

– Уцелевшие есть?

Приск пожал плечами. У Гая стеснилось в горле.

– Теплый прием нас тут ждал, жаль, прилечь поспать негде! Знать, надо ехать дальше, – пошутил один из солдат. Все рассмеялись. Гай обернулся – при виде его лица все умолкли. Он вонзил шпоры в бока лошади, и отряд молча последовал за ним.

Чуда не произошло. Всадники обогнули опушку леса и двинулись к пригорку, на котором еще недавно стоял двор Бендейгида. Гай до последнего надеялся, что Приск ошибся. Но от поселения не осталось ровным счетом ничего – лишь несколько почерневших бревен высились немым надгробием на том самом месте, где некогда красовался пиршественный чертог. И ни следа того дома, где Гай лежал раненым, никаких признаков жизни. Крытые соломой постройки сгорают быстро.

– Видать, сильный был пожар, если даже мокрая насквозь солома сгорела, – промолвил Приск.

– Безусловно, – отрешенно согласился Гай, мысленно представляя себе, что малышка Сенара, Эйлан – вся семья – угодили в плен к кровожадным дикарям с побережья Гибернии или, еще хуже, превратились в груду обугленных костей вперемешку с почерневшими бревнами, которые еще недавно были домом. Гай надвинул капюшон пониже и закашлялся, делая вид, что поперхнулся дымом, который