Ювелиръ. 1809 - Виктор Гросов

Она лишь коротко кивнула, проглотив вопросы. Обычно компанию мне составлял Илья, однако сегодня требовался иной собеседник. И совершенно иная тональность беседы.

Сани рванули с места. Рядом скакал на здоровом жеребце Ванья. Миновав Невский, мы свернули к заставе, оставляя позади городской шум. Варвара сидела, уставившись в одну точку. В этом напряженном молчании читалось ожидание: она готовилась к разговору, который, по ее расчетам, должен был поставить жирную точку на ее карьере в «Саламандре».

— Варвара, — начал я, когда городские кварталы окончательно уступили место белому безмолвию полей. — Давайте начистоту. Вы ведь изнываете от скуки, верно?

Она чуть повернула голову, на лице все признаки удивления.

— Скуки? Простите, суть ускользает от меня. Счетов — горы, поставщики требуют внимания…

— Оставьте счета в покое, — я пресек попытку отчитаться. — Зрите в корень. Допустим, на один день «Саламандра» принадлежит вам безраздельно. Вы держите вожжи. Какую шестеренку вы выкинете из механизма первой? Что перестроите?

Варвара замолчала, провожая взглядом полосатые верстовые столбы, словно искала ответ в их мельтешении.

— Будь моя воля… — слова давались ей с трудом, будто она пробовала на зуб фальшивую монету. — Я бы разделила потоки. Нынешний общий зал напоминает базарную площадь: купчихи локтями могут толкть княгинь, а звон молотков из мастерской слишком громкий для посетителей. Это убивает престиж. Особым клиентам требуется приватность. Отдельный кабинет. Бархат, тишина, аромат дорогого кофе. Чтобы обсуждение заказа превращалось из торга в светскую беседу двух ценителей.

Ее голос наливался силой. Замкнутость испарилась.

— И еще… Автоматон. Вы грозились придумать и поставить его. Дамы с детьми были бы безумно счастливы от такой необычности. Это же готовая вывеска! Символ того, что здесь творят инженерные чудеса, выходящие за рамки банальных вещей.

Слушая ее, я ощутил, как в голове встают на место нужные детали. Пока я увлекся придворными интригами, Варвара зрила в корень пользовательского интерфейса. Я строил машину, она же думала об эргономике и людях.

— Логистика? — подбросил я новую тему, словно полено в топку. — Курьеры опаздывают с завидной регулярностью.

— Наемные извозчики — зло, — парировала она мгновенно, без заминки. — Необходим свой штат. Ливреи, герб «Саламандры» на дверце экипажа. Пусть весь Петербург видит: по улице едет заказ от Поставщика Двора. Мы продаем золото, Григорий Пантелеич, мы продаем надежность и репутацию.

Темп ее речи ускорялся. Страх увольнения сгорел в огне планирования. Она видела перед собой серьезное предприятие, эдакий механизм, требующий отладки.

— А поместье? — я резко сменил тему.

Варвара переключилась мгновенно.

— Фундамент залит, своды подвалов перекрыты. Из-за лютых морозов я заморозила стройку до апреля. Корабельный лес заказан в Выборге — ждем ледохода для сплава. Кирпич идет с Ижорских заводов, тамошняя глина даст фору любой другой.

Она владела информацией в совершенстве. Каждая доска и кирпич были учтены в ее ментальной картотеке, пока я разбирался с дуэлянтами и подбирал огранку сапфирам.

— Впечатляет, Варя, — вырвалось у меня.

Она осеклась, мгновенно сжавшись обратно в комок нервов.

— Я лишь выполняю свои обязанности, — тихо произнесла она.

Глядя на нее, я признал: Элен попала в точку. Тысячу раз была права. Варвара переросла должность счетовода. Она — готовый топ-менеджер. Отправить ее на завод к Кулибину следить за штамповкой ручек — все равно что забивать гвозди микроскопом. Ей нужен иной масштаб. Ей необходимо дать власть над тем, что она чувствует лучше меня: над людьми, над «интерфейсом» взаимодействия «Саламандры» с высшим светом.

В моем сознании оформилась финальная схема. Речь шла уже не о процентах или жалованье. Рождалась новая роль, делающая ее полноценным игроком.

— Прибыли, — объявил я, когда сани заскрипели, останавливаясь у фабричных ворот. — Прошу, Варвара Павловна. Глянем, чем нас намерен удивить господин Боттом. И советую: торгуйтесь насмерть. У вас это выходит куда изящнее, чем у меня.

Улыбка коснулась ее губ. Мы выбрались из саней навстречу холодному ветру.

На пороге конторы нас встретил Александр Иосифович Боттом, энергично выбивающий из рукавов сюртука облака каменной пыли. Человек-оркестр, шумный, напрочь лишенный столичной чопорности, с бакенбардами, топорщившимися, словно у рассерженного кота, он занимал собой все пространство дверного проема, хотя глаза его лучились смехом.

— Мастер Григорий! — Его бас был способен перекрыть шум камнерезных станков. Жесткая, как наждак рука, схватила мою ладонь. — Радость-то какая! Грешным делом подумал, что с новым титулом вы к нам, простым тесальщикам, и дорогу забудете. Поставщик Двора — звучит гордо, обязывает!

Переведя взгляд на мою спутницу, он расплылся в широчайшей улыбке, отчего бакенбарды разъехались к ушам.

— И Варвара Павловна с вами! Мое почтение, сударыня. Не ожидал лицезреть вас среди нашей грязи. Обычно мы с вами держим связь через курьеров.

— Доброго дня, Александр Иосифович. — Варвара обозначила вежливый и сдержанный кивок. — Дела не терпят отлагательств. Григорий Пантелеич возжелал лично инспектировать сырье, моя же задача — проследить, чтобы он в творческом порыве не скупил всю фабрику вместе с фундаментом.

Боттом раскатисто хохотнул.

— И то верно! За творцами нужен глаз да глаз, иначе без штанов оставят. Прошу, дамы и господа, в закрома!

Путь в святая святых лежал через производственные цеха. Уши заложило от визга дисков, вгрызающихся в твердую породу, ноздри защекотала взвесь мокрого камня и шлифовального порошка. Рабочие в грязных фартуках, завидев трость с саламандрой, почтительно приветствовали. Боттом уверенно вел нас в подвал — туда, где камень еще не стал искусством, но уже перестал быть просто горой.

Внизу царила прохлада и пахло сырой землей. Ряды грубо сколоченных ящиков уходили в темноту. Управляющий подошел к одному из них, с треском сбив крышку.

— Любуйтесь! Орская яшма. Рисунок — хоть сейчас в раму. Государь изволил камин заказать, так что лучшие монолиты я придержал.

Я оценил плотную, пеструю структуру. Яшма была хороша, добротный материал для облицовки, однако мой интерес лежал в иной плоскости.

— А что в том углу, Александр Иосифович? — Я указал тростью на штабель ящиков поменьше, покрытых толстым слоем пыли.

— А, это… — он пренебрежительно махнул рукой. — Отход производства. Мелочевка, сколы, друзы. Для ваз маловаты, для флорентийской мозаики колер не тот. Все собирался списать или кустарям на пуговицы сбыть.

— Позволите?

— Опять? В нашу первую встречу вы изрядно набрали всякого мусора. Странный вы ювелир, Саламандра! Ройтесь на здоровье. Только перчатки испачкаете.

Я подошел к ящикам. Для Боттома это был производственный мусор, балласт на балансе. Для меня же — нераспечатанный лутбокс в сокровищнице Али-Бабы.

Рука нырнула в первый ящик. Горный хрусталь, аметисты, раухтопаз… Стандартный набор, ничего, от чего участился бы пульс. Но вот пальцы