Психомодератор. Книга 1. Разделение - Никита Андреевич Борисов

На станции второй дорожной ветки привычно сновали люди, но сегодня все они казались Авроре ярче и отчётливее обычного. Каждая майя-личина, каждый жест, каждый взгляд — всё воспринималось с кристальной чёткостью, словно нейрофон автоматически активировал режим повышенной чувствительности.

Капсулобус прибыл точно по расписанию — серебристая полупрозрачная труба с мягкими обтекаемыми сиденьями внутри. Двери бесшумно разъехались, выпуская поток пассажиров и приглашая новых. Аврора нашла свободное место у окна и опустилась на адаптивное сиденье, которое тут же подстроилось под контуры её майя.

Активировав нейрофон мысленной командой, она выбрала "Музыкальное погружение" и после секундного колебания открыла архив классических произведений. Выбор пал на "Бетховена - Симфония № 7".

Звук не шёл извне — он рождался прямо в её сознании, минуя физическое восприятие звуковых волн. Сначала медленное, почти торжественное вступление — словно пробуждение исполинского создания. Затем — нарастающий темп, когда мощные струнные инструменты переплетаются в сложнейшем танце, создавая ощущение неумолимого движения вперёд.

По мере развития симфонии Аврора чувствовала, как её сознание расширяется. Это была одна из тех редких драгоценных вещей, которая принадлежала только ей. В мире, где почти всё — от твоего настроения до сокровенных мыслей — могло быть считано при синхронизации, музыка в её голове оставалась исключительно её переживанием.

Вторая часть симфонии, аллегретто, вошла в её сознание величественным маршем — размеренным, гипнотическим, почти погребальным по настроению. Повторяющийся ритмический рисунок словно отмерял шаги процессии, идущей к неизбежному финалу. Низкие струнные задавали основу, на которой постепенно выстраивалась мелодия, всё более насыщенная и многослойная.

Глаза Авроры увлажнились. В этих звуках было что-то настолько человеческое, настолько связанное с реальным, непосредственным опытом бытия, что никакая технология не могла это симулировать. Бетховен, создавший эту симфонию уже будучи почти полностью глухим, словно говорил через века: "Вот что значит быть живым, вот что значит страдать и преодолевать".

Третья часть ворвалась в её сознание яростной энергией скерцо, будто композитор отказывался поддаваться меланхолии предыдущей части. Этот взрыв оптимизма и жизненной силы заставил Аврору глубже вдохнуть, словно воздух вокруг неё стал более насыщенным.

Она подняла взгляд на третий уровень дорог, где двигались элегантные авто-капсулы личного пользования. Многие из них принадлежали флагманской линейке "Майя Зеркало Бесконечности" — настоящие произведения искусства в движении. Эти автомобили были чистым выражением роскоши и индивидуальности.

Одна капсула особенно привлекла её внимание — майя-покрытие создавало вид авто, сотканного из текучей воды, с переливающимися в ней солнечными бликами. При каждом повороте или изменении скорости рисунок трансформировался, создавая впечатление живого, дышащего существа. "Вот она — истинная свобода самовыражения," — подумала Аврора. — "Когда-нибудь и у меня будет такая."

Финал Седьмой симфонии накрыл её сознание бушующим потоком звуков — яростным, безудержным, пьянящим танцем, доведённым до экстатического исступления. Бетховен не просил слушателя следовать за собой — он увлекал, почти насильно погружая в вихрь эмоций, в которых радость и отчаяние, триумф и меланхолия сливались в нечто большее, чем простая сумма частей.

Это было почти синхронизацией, но гораздо более чистой и честной. Композитор, давно ушедший из мира физического, продолжал жить через свою музыку, соединяясь с сознанием каждого, кто открывался его творению. "Вот что мы потеряли," — мелькнула у Авроры мысль, — "настоящую связь, не опосредованную технологиями."

Пока последние аккорды симфонии растворялись в её сознании, Аврора сквозь полузакрытые веки наблюдала за проплывающим за окном городом. Капсулобус скользил между высотными зданиями с фасадами из динамических майя-покрытий, меняющих облик в зависимости от времени суток и общего эмоционального фона района. Сейчас они мягко пульсировали спокойными янтарными и лавандовыми тонами — система определила, что большинство находящихся поблизости людей пребывают в состоянии умиротворённого ожидания.

Мерное движение транспорта и отголоски музыки в сознании действовали усыпляюще. Один из главных плюсов капсулобусов — возможность вздремнуть в пути, доверившись автоматизированной системе, которая разбудит тебя на нужной остановке.

Веки Авроры становились всё тяжелее. Её сознание, насыщенное гениальной музыкой и подготовленное к важному дню, нуждалось в небольшой передышке перед предстоящим испытанием. Она позволила себе соскользнуть в лёгкую дрему, в которой мелодии Бетховена продолжали звучать, трансформируясь в странные, но удивительно гармоничные образы.

Полупрозрачные стены капсулобуса становились то тоньше, то плотнее, пропуская и фильтруя солнечный свет, создавая на персоне дремлющей Авроры узор из теней и световых пятен. Со стороны могло показаться, что она сама превратилась в одну из тех роскошных авто-капсул верхнего уровня, меняющих свой облик в потоке городской жизни.

В этом полусне-полуяви граница между её личностью и окружающим миром размывалась, становилась проницаемой. Возможно, подумала она сквозь пелену дремоты, в этом и есть суть синхронизации: не в технологическом слиянии сознаний, а в способности растворяться в моменте, сохраняя при этом ядро собственной личности.

Эта мысль плавно перетекла в сновидение, где она дирижировала огромным оркестром, исполняющим не только бетховенскую симфонию, но и музыку самого Нейрограда — сложную полифонию человеческих жизней, автокапсул, зданий и данных, объединённых в одну великую композицию.

Храм Синхронизации возвышался над центральным районом Нейрограда, его спиралевидная структура отражала утренний свет, а майя-покрытие создавало вид непрерывного движения, словно здание вращалось вокруг собственной оси, нарушая законы статики. Внутренние пространства растворялись в бесконечности — поля без горизонта, где границы реальности размывались, а стены становились концепцией, а не материей.

Аврора стояла в Зале Посвящения, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев к коленям. Её новая оболочка туфель впервые касалась древнего майя-покрытия пола — поверхности, словно отполированной тысячами шагов тех, кто прошёл этот путь до неё. Шесть психомодераторов выстроились полукругом, облачённые в классические кожаные куртки с гербом Нейрограда на плече — символом их статуса и власти над тончайшими структурами человеческого сознания.

"Что я вообще здесь делаю?" — мысль пульсировала в её сознании, пока она изучала персоны психомодераторов. — "Я заняла чьё-то место. Место того, кто действительно достоин."

Психомодератор с безупречно прямой осанкой, словно позвоночник заменили стержнем из чистого нанокомпозита, и глазами цвета горного льда, которые, казалось, могли заморозить саму кровь в жилах, сделала неспешный, величественный шаг вперёд.

— Я Вера, Верховный Психомодератор Сестринства, — её голос, не усиленный никакими технологиями, заполнил колоссальное пространство зала естественным резонансом, словно каждая молекула воздуха обрела собственное сознание и вибрировала в идеальном унисоне с её словами. — Мы собрались в этом священном месте для принятия в наши ряды седьмой сестры, Авроры.

Справа от Веры стояла женщина среднего роста с безжалостно точёными чертами персоны, которые словно вырезали из мрамора острейшим лезвием, и глазами