Попал по собственному желанию - Данил Коган

состоящая, наверное, из сотен символов и рун. Печать ударила в моё тело под сердцем и растворилась, впиталась в него, оставив странное ощущение истомы и пустоты. Вместе с печатью исчезла и Она.

Я посмотрел на дверь. На шарик в руке. На секунду мелькнуло искушение оставить его на столе. Но я встал. Накатил одну за другой все шесть рюмок. И, закрыв глаза, рванул дверь на себя. Не давая себе задуматься, я тут же всем телом вывалился в дверной проём.

Было бы очень смешно, если бы я брякнулся на заледенелый асфальт посреди Гороховой, на потеху жителям культурной столицы. Но я действительно проснулся в своей постели. Я прекрасно помнил весь разговор. А в моей руке пылало маленькое солнце.

Практически не дав себе задуматься, я приложил руку к сердцу и прошептал: «Та, кто зовётся Смеющеймся Богиней, я принимаю твой дар и согласен на договор».

После чего Денис Щербинин умер.

Глава 2. Смерть и рождение

В которой я пробуждаюсь в аду, прошу о помощи, теряю сознание, вспоминаю Чехию, умираю и воскресаю, обретаю себя и любуюсь чудесами иномирной архитектуры

Скажете, я дурак? Скажете, не нужно было вот так кидаться в неизвестность? Подумать надо было. Всё взвесить. А я скажу так. «Чего тут думать. Трясти надо».

Сон либо был правдой, либо нет.

Таинственная пневма либо перенесёт меня в тело патриция-маразматика, либо нет.

Все входящие данные у меня уже были. Измениться могла только моя решимость. И если бы я начал раздумывать.

Прикидывать хрен к носу.

Взвешивать «за» и «против».

Я бы, скорее всего, так и остался Денисом Щербининым, инженером. Это была не плохая жизнь. Но я, втайне даже от самого себя, всегда мечтал о чём-то таком. О чуде, если хотите.

Незнакомка была права. Шанс мне представился уникальный. Если бы его упустил, я бы потом никогда себя не простил. А если бы ничего не случилось… просто посмеялся бы над своим пьяным бредом.

Да и разменять свои сорок восемь на его двадцать два года, тоже было немалым соблазном.

После того как я приложил руку к груди и произнёс формулу, мир вокруг затопило золотистое сияние. Свет шёл от вращающихся с бешеной скоростью рун и знаков печати. Похоже, той самой, которую наложила на меня Она. Вокруг не осталось ничего от привычного мира. Куда-то пропала спальня и моя уютная кровать. Я парил в первозданной тьме, освещённой только сиянием колдовских символов.

Я ничего не чувствовал, ведь у меня больше не было привычных органов восприятия. Мой внутренний взор заполнила разрастающаяся печать, руны на которой уже превратились в размытые полосы. Я её представлял! Моё сознание, в отличие от восприятия, работало. Я мог мыслить. Старина Декарт утверждал, что это признак существования. Печать превратилась во что-то вроде сияющего тоннеля, в котором я и утонул окончательно.

Что же. Проверим, насколько правдивы книги о попаданцах. Ведь я теперь один из них. И не: «Шёл, упал, умер, очнулся в другом мире младенцем-архимагом», а по собственному желанию.

Я очнулся от вони. От ужасающего смрада немытого тела и застаревших фекалий. Запястья и лодыжка стреляли импульсами боли. В груди полыхал огонь! Мне было больно и страшно. Но я открыл глаза. Ведь они снова у меня были.

Я находился в небольшой каморке. Моё тело лежало на твёрдой поверхности. Комнатку с щербатыми каменными стенами освещала небольшая лампада, давая возможность осмотреться. Первым делом я посмотрел на свои руки. Моему взгляду предстали два могучих предплечья, принадлежащих какому-то великану. Ну или чемпиону мира по пауэрлифтингу. Они заканчивались широкими лопатообразными ладонями. Длинные массивные пальцы оканчивались давно не стриженными обломанными ногтями. А на запястьях красовались металлические браслеты, скованные между собой и покрытые простенькими рунами. Кожа запястий была стёрта до мяса.

Я сел резко, рывком. Левая нога зазвенела цепью. На лодыжке виднелся такой же браслет, как на руках, от которого к ближайшей стене и отходила цепь, продетая через отверстие в каменной кладке. В поле моего зрения попала длинная, спутанная, давно не стриженая борода. Торчавшая слипшимися сосульками, с остатками какой-то еды в ней. Или даже не хочу думать чего, если не еды.

В углу стояла деревянное ведро, которое и было основным источником вони в каморке, помимо моего собственного тела.

Пожар в груди всё разгорался и разгорался. Я замычал от немыслимой боли. Казалось, я горю заживо изнутри. Вокруг тела появилось золотистое дрожащее марево.

В этот момент дверь, ведущая в каморку, распахнулась. На пороге стояло человекоподобное существо, закутанное в серые одеяния, с каким-то сложным головным убором на голове. Нижнюю часть лица закрывал кусок серой же ткани.

— Помогите. Пожалуйста, помогите мне! Я горю! Сделайте что-нибудь, помогите мне! — прохрипел я в ужасе.

Фигура в сером всплеснула руками. Затем ещё раз. Но я уже почти не различал, что происходит, медленно погружаясь в агонию. Уже теряя сознание, я ощутил, как будто меня омыло волной живительной прохлады. А может, показалось.

Первое пробуждение вышло не очень...

Второе пробуждение вышло гораздо приятней первого. Удушающая вонь, в которой я очнулся, исчезла, будто по волшебству. Я чувствовал запах каких-то трав. И лекарств. Лекарственные запахи я ни с чем не перепутаю. Мои родители были людьми старомодными и покупали в аптеках исключительно мазь Вишневского и горчичники. Мои родители что-то сами покупали? Что такое аптека? Что происходит? Я снова открыл глаза.

граф де ля фер проснулся утром

во глубине сибирских руд

немного недоумевая

где пруд

Откуда это всплыло? Какой еще граф? Не помню такого.

Я лежал на мягкой перине посреди большого помещения, заставленного койками, которые сейчас пустовали. Надо мной — высокие каменные своды, поддерживаемые двумя рядами серых колонн. Чтобы уложить моё тело, кстати, были использованы целых две кровати. На одну из местных коек моя новая туша бы не влезла, даже свернись я клубочком. Запястья аккуратно перебинтованы и почти не болят. С ногой та же история. Пожар в груди потух. Бороду явно отмыли и расчесали.

Рядом с моим ложем стоял деревянный стол, покрытый искусной резьбой. Ножки были вырезаны в виде девушек с рыбьими хвостами, а боковую поверхность украшал сложный абстрактный орнамент. На столе стояли какие-то стеклянные колбы, керамические миски и кувшинчики. Вся эта стеклотара и источала запах разнотравья и лекарств.

Я прислушался к себе. Чувствовалась страшная слабость и усталость. Мышцы будто превратились в