Муля, не нервируй… Книга 5 - А. Фонд

— Где он? — всплеснула руками Валентина.

— У меня в комнате спит. Вместе с Павлом Григорьевичем. Его тоже выгнали. За компанию.

— Муля, что делать? — всхлипнула она.

Я взглянул на часы — на работу идти уже смысла не было. Теперь я даже не сомневался, что меня уволят. Ещё и из комсомола выпрут.

— Пошли, — проворчал я.

— Куда? — пискнула Валентина.

— Ко мне домой, — вздохнул я. — Будем сочинять план возвращения тебя и твоего отца обратно домой.

— Но мама… — пискнула деморализованная девушка.

— Именно для твоей мамы версию и нужно сочинить, — ответил я и потащил её домой.

— Как ты вообще до такого додумалась, — ворчал я, — умная же девчонка вроде, на бухгалтера учишься. А тут на тебе…

— Сама не знаю, что нашло на меня, — всхлипнула Валентина, — ты понимаешь, Муля, я же всю жизнь танцую под их дудку. Мама всегда решала, что я должна надеть, что я хочу кушать, что я должна читать и с кем дружить. А потом появился ты и начал рассказывать, что жизнь можно выбрать самой. И вот я…

— Но я тебе никогда не рассказывал, что, выбирая жизнь по своему вкусу, можно вот так манипулировать людьми! — отрезал я.

— Я не манипулировала! — выкрикнула Валентина.

— А что ты делала?

— Я хотела, чтобы они…

— Вот именно! — перебил девушку я, — ты хотела заставить их всё делать по-твоему. И тогда чем ты отличаешься от них?

— Но я…

— Тебе не нравится, что Анна Васильевна всю жизнь делала за тебя выбор, а ты сейчас что сделала, а?

Валентина молчала, слёзы текли по её лицу, но я церемонится не стал — именно сейчас нужно было вдолбить ей, что есть этичные действия и неэтичные. Иначе она не остановится.

— Но самое худшее это то, как ты поступила с Жасминовым! — продолжил обличать её я.

— Ничего я с ним не сделала! Он спит! — возмутилась Валентина.

— Не сделала? — я аж остановился и посмотрел на неё, как на дурочку, — как ты думаешь, что твои высокопоставленные родители сделают с остатками его жизни и карьеры?

Валентина зарыдала, громко, навзрыд.

— Молодой человек, нельзя так с женщинами разговаривать! — сделала мне внушение какая-то старушка-прохожая. — Что вы себе позволяете⁈

— Это она от радости, — постарался придать лицу беззаботное выражение я, и добавил от греха подальше, — правда же, Валентина?

— Конечно, конечно! — закивала Валентина. — Всё хорошо. Спасибо. Это я от радости.

Старушка, покачав головой, удалилась, ворча себе под нос и несносной молодёжи, которой лишь бы хулиганить.

Мы вернулись ко мне домой. Валентина по дороге пыталась ещё оправдаться, постоянно что-то доказывала, даже всплакнула пару раз. Очевидно, для дополнительной аргументации. Но мне было так нехорошо, что половину я пропустил мимо ушей. И больше в дискуссию вступать не стал. Незачем. Основной посыл я ей сделал. Так-то девочка она умная и вполне сама найдёт выход.

Наконец, мы пришли. И Валентина прекратила словоизвержение. Но легче от этого не стало. Так как дома бушевал ураган. Даже не ураган, а целое торнадо.

Злющая Белла орала на Ложкину, Ложкина орала на Беллу. Им активно помогали Дуся и Муза. Фаина Георгиевна нервно курила в форточку, не орала, но её молчаливый протест был хуже любого крика.

— Что случилось? — спросил я, пытаясь пробиться через шум.

Все заорали ещё сильнее. Правда теперь пытались хором, вразнобой, объяснить мне, что случилось. В таком бедламе ничего вообще понять было невозможно.

— Тихо! — гаркнул я. — Давайте по порядку. Белла. Что тут?

— Ярослав, — зло сказала Белла и фыркнула.

— Что Ярослав?

— Он прибил мои калоши к полу! — выпалила она и, глядя на Ложкину, едко добавила, — нужно лучше детей воспитывать!

— У самой детей нету, так на бедного сироту нападаешь! — не осталась в долгу Ложкина.

— Ах ты…

— Тихо! — опять рявкнул я, — где Ярослав?

Привели Ярослава. Сейчас у него оба уха были уже симметричны — оба красные и оба большие.

Он тихо посмотрел на меня лукавыми глазами и отвернулся.

— Ты зачем калоши Беллы к полу прибил?

— Как бы я прибил их? Пол же бетонный, — удивился он, и мне даже стыдно стало — действительно, как ребёнок мог бы прибить обувь к бетону, тут и здоровому мужику непросто сделать такое.

— Я обулась и сразу упала! Вот, рукой ударилась, — обиженная недоверием, заверещала Белла и продемонстрировала большой синяк на руке, — как тебе не стыдно⁈ Ещё и врёшь!

— Я не вру, — тихо сказал Ярослав и добавил, — я не прибивал.

— Но Белла упала, — напомнил я ему. — Хочешь сказать — не твоя работа? Как ты это сделал?

— Я их приклеил, — равнодушно пожал плечами Ярослав. — в чулане, где ты сегодня должен был спать, был клей. Я взял. И приклеил.

— Зачем? — вытаращилась Муза.

Но ответить Ярослав не успел — Фаина Георгиевна как раз докурила и решила вернуться в свою комнату. Она прошла по коридору, открыла дверь и ахнула. Оттуда вышел сердитый Букет и, ворча, укоризненно чихнул. Он словно говорил: люди, вы совсем с ума, что ль посходили⁈

Мы все аж обалдели. И было отчего.

Сейчас Букет стал уже полностью оранжевым, но по рыжему шёл крупный зелёный горох.

— Мать моя женщина! — тихо сказала Белла и нечутко заржала, позабыв о калошах.

— Боже мой! — пробормотала Раневская и добавила, — удивительно!

— Ярослав! — заверещала Ложкина и принялась извиняться перед Раневской, — извините, я его отмою! Сама отмою! Простите его, пожалуйста!

И тут же набросилась на парня:

— Проси прощения у Фаины Георгиевны, скотина! Она милицию сейчас вызовет и тебя в тюрьму посадят!

Ярослав тяжко вздохнул и отвернулся. Извиняться за содеянное он не снизошёл.

— Вот это да! — послушалось за моей спиной и все обалдели ещё больше.

— Валентина! — всплеснула руками Белла и удивлённо добавила, — ты разве не сбежала с этим гадом Жасминовым в Ташкент?

— Почему в Ташкент? — удивилась Валентина.

— Не в Ташкент, а в Тбилиси! — поправила её Муза, которая пила мало